Владимир Путин дал интервью журналистам французской газеты Le Figaro. Запись интервью состоялась 29 мая в Париже в ходе визита главы Российского государства во Францию.

Читать далее...




Вопрос (как переведено): Добрый день! Большое спасибо за то, что согласились ответить на вопросы Le Figaro. Я также благодарю Вас за то, что Вы принимаете нас здесь, в этом классе культурного центра России. Большое спасибо также за то, что Вы согласились дать нам интервью.

Вы прибыли сюда для того, чтобы открыть выставку, которая посвящена 300-летию с момента установления дипломатических связей между Россией и Францией. Франко-российские отношения знали взлёты и падения. Как Вы оцениваете сегодня эти отношения?

В.Путин: Действительно, Президент Макрон пригласил меня для участия в открытии выставки. Но должен сразу же сказать, что отношения между Россией и Францией складывались гораздо дольше и имеют гораздо более глубокие корни, мы об этом сегодня несколько раз вспоминали уже с Президентом.

В XI веке сюда приехала младшая дочь одного из наших великих князей Ярослава Мудрого Анна, которая стала супругой французского короля Генриха I. Её так и звали – Анна Русская, королева Франции. Её сын Филипп I стал основоположником двух европейских династий: Валуа и Бурбонов, – вторые до сих пор правят в Испании.

Поэтому у нас гораздо более глубокие корни, хотя за последние 300 лет отношения развивались наиболее интенсивно, это правда. Я очень рассчитываю, что сегодняшнее мероприятие, выставка и наши переговоры с Президентом Макроном помогут придать этим отношениям новый импульс.

Вопрос: Господин Президент, что для Вас представляет собой фигура, образ Петра I, который в 1717 году прибыл в Версаль для того, чтобы ознаменовать дипломатические отношения?

В.Путин: Я уже говорил сегодня своему французскому коллеге, нашим французским друзьям, Пётр I – это, прежде всего, реформатор, это человек, который не только внедрял всё самое лучшее и передовое; безусловно, он был патриотом своей страны, боролся за достойное место России в мировых делах, но главным образом он преобразовывал свою собственную страну, делая её более современной, мобильной, устремлённой в будущее. У него очень многое получилось, если не сказать всё.

Он занимался науками, образованием, культурой, занимался военным делом и государственным строительством. После себя он оставил колоссальное наследие, которым Россия пользуется практически до сих пор. Я уже не говорю о том, что он основал мой родной город Петербург, который на протяжении длительного времени был столицей Российского государства.

Вопрос: Вы сказали, что недавно провели встречу с Макроном. Были ли у Вас какие-то ожидания от первой встречи? Вы говорили, что нужно преодолеть стадию недоверия. Удалось ли её преодолеть?

Что касается основного вопроса, вопроса санкций, можно ли сказать, что вы достигли какого-то понимания?

В.Путин: При любой встрече, при любых контактах, при любых мероприятиях такого уровня, тем более если это первая встреча, первые контакты, всегда есть ожидания. Если этих ожиданий нет, то бессмысленно проводить встречи подобного рода.

Конечно, были ожидания и на этот раз. Они были связаны с тем, что мне хотелось ближе, из первых уст узнать позицию вступившего в свою должность Президента Французской Республики по ключевым вопросам международной повестки дня, по развитию двусторонних отношений.

Конечно, у вновь избранного Президента Франции, вступившего в свою должность, есть свой взгляд на вещи, на двусторонние отношения, на международную политику.

В целом это очень прагматичный взгляд, как мне кажется. У нас есть совершенно точно точки для сближения наших позиций, для совместной работы по ключевым направлениям.

Вопрос: Применение минских договорённостей по Украине, как нам кажется, сегодня находится в тупиковой ситуации.
Удалось ли Вам с Президентом Макроном достичь прогресса по пути урегулирования этого конфликта?

В.Путин: Прогресса по урегулированию любых конфликтов, в том числе и конфликта на юго-востоке Украины, могут достигать прежде всего и главным образом конфликтующие стороны.

Конфликт на юго-востоке Украины – это конфликт внутренний, украинский конфликт прежде всего. Он произошёл после неконституционного, силового захвата власти в Киеве в 2014 году. В этом источник всех проблем.

Самое главное, что нужно сделать, – это найти в себе силы всем конфликтующим сторонам договариваться, и, прежде всего, я в этом убеждён, мяч, как говорится, на стороне официальных киевских властей, они должны, прежде всего, позаботиться о том, чтобы выполнять эти Минские соглашения.

Вопрос: Что позволит достичь прогресса именно в этом направлении? Может ли Россия выступить с инициативой для того, чтобы наконец обеспечить перемирие?

В.Путин: Так мы всё время выступаем с этой инициативой. Мы считаем, главное, что нужно сделать, – это отвести вооружённые силы от линии соприкосновения. Это то, с чего нужно начать. В двух точках отвели, в третьей точке никак не удаётся это сделать.

И сегодняшние украинские власти всё время ссылаются на то, что там стреляют. Но пока войска не отведены, тяжёлая техника не отведена, так и будут стрелять. Надо отвести тяжёлую технику. Это первое.

Второе, что нужно сделать: в политической сфере нужно в конце концов внедрить принятый украинским парламентом закон об особом статусе этих территорий. Ведь закон принят, но до сих пор не вступил в действие.

Принят закон об амнистии, Президент его не подписал. В Минских соглашениях написано, что нужно провести социальную и экономическую реабилитацию этих территорий непризнанных республик. Вместо того чтобы это сделать, наоборот, вводят блокаду, вот в чём проблема.
Причём ввели блокаду радикалы, перекрыв железнодорожные пути. Президент Украины сначала сказал, что это осуждает и наведёт порядок, попытался это сделать, у него ничего не получилось.

Вместо того чтобы продолжить свои усилия, взял и официально сам присоединился к этой блокаде, издал указ о блокаде. Как в таких условиях можно говорить о каком-то развитии ситуации к лучшему? К сожалению, мы этого пока не наблюдаем.

Вопрос: Давайте слегка забудем о востоке Европы, чтобы поговорить о Ближнем Востоке, и прежде всего о Сирии. После вашего военного вмешательства в сентябре 2015 года, на сегодняшний день какие, по Вашему мнению, основные решения существуют для того, чтобы эта страна вышла из многих лет войны?

В.Путин: Прежде всего, я бы хотел отметить конструктивный подход Турции и Ирана, которые вместе с нами добились прекращения огня, ну и, конечно, сирийского правительства. Это невозможно было бы сделать, конечно, и без так называемой сирийской вооружённой оппозиции. Это был первый очень важный, серьёзный шаг на пути к миру.

И второй, не менее важный шаг – это договорённость о создании так называемых зон деэскалации. Сейчас речь идёт о четырёх зонах. Нам представляется это чрезвычайно важным на пути к миру, если можно так сказать, потому что без прекращения кровопролития говорить о политическом процессе невозможно.

Теперь, на мой взгляд, перед нами всеми стоит другая задача: нужно технически и, если позволите, даже технологически завершить процесс создания этих зон деэскалации, нужно договориться о границах этих зон, о том, как будут функционировать там институты власти, как будет организована связь этих зон деэскалации с внешним миром.

Кстати, отчасти об этом сегодня говорил Президент Макрон, когда говорил о гуманитарных конвоях. В целом он прав, я считаю, Президент Франции, и здесь тоже одна из точек соприкосновения, здесь мы можем вместе с французскими коллегами поработать.

После того как это состоится – формализация зон деэскалации, я очень рассчитываю на то, что начнутся хоть какие-то элементы взаимодействия между правительством и теми людьми, которые будут контролировать ситуацию в этих зонах деэскалации.

Мне бы очень не хотелось – очень важно, что я сейчас скажу, – чтобы эти зоны были каким-то прообразом будущего территориального разделения Сирии; наоборот, я рассчитываю на то, что эти зоны деэскалации, если там установится мир, люди, которые там будут находиться и контролировать ситуацию, будут взаимодействовать с официальными сирийскими властями.

И таким образом может сложиться, должна сложиться ситуация хоть какого-то элементарного взаимодействия и сотрудничества. А следующий шаг – это уже чисто политический процесс политического примирения, если возможно – выработки конституционных правил, конституции и проведение выборов.

Вопрос: Действительно, существуют разногласия по сирийскому вопросу между Россией и другими сторонами, прежде всего речь идёт о судьбе Башара Асада, которого западные страны обвиняют в применении химического оружия против собственного населения. Господин Президент, предполагаете ли Вы политическое будущее для Сирии без Башара Асада?

В.Путин: Я вообще считаю себя не вправе определять политическое будущее страны с Асадом или без него, это дело исключительно сирийского народа. Никто не имеет права присваивать себе какие-то прерогативы, принадлежащие исключительно народу той или иной страны. Это первое, что я хотел бы отметить.

У Вас дополнительный вопрос?

Вопрос: Да. Вы говорите, что не Вы принимаете решение, то есть это не означает, что без него возможно будущее?
В.Путин: Повторяю, это должен определить только сирийский народ. Вы сейчас сказали об обвинениях правительства Асада в применении химического оружия.

После того как произошло это событие, связанное с химическим оружием, мы тут же предложили нашим американским партнёрам и всем, кому это представляется целесообразным, провести инспекцию аэродрома, с которого якобы поднялись самолёты, применившие химическое оружие.




Если это химическое оружие было применено официальными военными структурами Президента Асада, на этом аэродроме неизбежно остались бы следы, современные средства контроля это бы точно зафиксировали, это неизбежно. И в самолётах бы осталось, и на аэродроме бы осталось. Но ведь все отказались проводить эту проверку.

Мы предложили провести проверку и на месте, где якобы был произведён удар химическим оружием. Но и там отказались проводить проверку, сославшись на то, что там опасно. Как же там опасно, если удар был якобы нанесён по каким-то мирным жителям и по здоровой части вооружённой оппозиции?

На мой взгляд, это было сделано только с одной целью: объяснить, почему нужно к Асаду применять дополнительные меры воздействия, в том числе и военного характера. Вот и всё.

Никаких доказательств применения Асадом химического оружия не существует. По нашему глубокому убеждению, это просто провокация: Асад этого оружия не применял.

Вопрос: Вы помните, что Президент Макрон говорил о так называемой красной линии относительно применения химического оружия. Вы согласны с этим?

В.Путин: Я согласен. Более того, я считаю, что вопрос должен быть поставлен шире, и Президент Макрон с этим согласился. Кто бы ни применил химическое оружие против этих лиц, против этих структур, международное сообщество должно выстроить общую политику, и ответ должен быть таким, который сделает применение подобного оружия невозможным со стороны кого бы то ни было.

Вопрос: После выборов Дональда Трампа в США многие высказывали свои соображения относительного нового этапа российско-американских отношений. Эти отношения, кажется, не ознаменовали собой новый старт. Сейчас я цитирую: «Есть российская угроза», – так было сказано на последнем саммите НАТО на прошлой неделе. Разочарованы ли Вы таким отношением со стороны США?

В.Путин: Нет. Мы ничего и не ждали, ничего особенного. Президент Соединённых Штатов проводит традиционную американскую политику. Разумеется, мы слышали в ходе предвыборной кампании намерения уже избранного и вступившего в должность Президента Соединённых Штатов господина Трампа о его желании нормализовать российско-американские отношения. Он говорил о том, что уже хуже некуда, мы это хорошо помним.

Но мы также понимаем и видим, что на самом деле внутриполитическая ситуация в Штатах складывается таким образом, что люди, которые проиграли выборы, никак не хотят с этим смириться и, к сожалению, самым активным образом во внутриполитической борьбе используют антироссийскую карту под надуманными предлогами.

Поэтому мы никуда не спешим, мы готовы ждать, но очень рассчитываем и надеемся на то, что нормализация российско-американских отношений когда-то произойдёт.
Что касается увеличения…

Вопрос: В идеальном мире чего бы Вы ожидали от Соединённых Штатов для того, чтобы улучшить отношения между США и Россией?

В.Путин: Идеального мира не бывает, и сослагательного наклонения тоже в политике не существует.

Я хочу ответить на вторую часть Вашего вопроса по поводу 2 процентов или больше увеличения военных расходов. Скажем, Соединённые Штаты, это хорошо известно, сегодня тратят на военную сферу, на оборону больше, чем бюджет всех стран мира вместе взятых.

Поэтому я прекрасно понимаю Президента Соединённых Штатов, когда он хочет часть этой нагрузки переложить на своих союзников по НАТО. Это очень прагматичный и понятный подход.

Но что заинтересовало меня? На саммите НАТО говорили о том, что НАТО хочет наладить хорошие отношения с Россией. А зачем тогда увеличивать военные расходы? Против кого собрались воевать?

Здесь есть некоторые внутренние противоречия, но на самом деле это не наше дело, пускай НАТО разбирается, кому и за что сколько платить, нас это не очень беспокоит. Мы обеспечиваем свою обороноспособность – делаем это надёжно, с перспективой на будущее, мы в себе уверены.

Вопрос: Но если говорить о НАТО, есть и ваши соседи, которые в свою очередь хотят обеспечить свою безопасность благодаря НАТО. Является ли это для вас знаком недоверия, нечто, вызывающее скандальное отношение?

В.Путин: Для нас это является знаком того, что наши партнёры, извините меня, и в Европе, и в Штатах проводят недальновидную политику, они не смотрят на шаг вперёд – нет такой привычки, уже привычка такая пропала у наших западных партнёров.

Когда Советский Союз прекратил своё существование, тогда западные политики нам говорили, это не было зафиксировано на бумаге, но это точно совершенно было сказано, что НАТО не будет расширяться на восток.

А некоторые немецкие политики того времени предлагали вообще создать новую систему безопасности в Европе с участием и Соединённых Штатов, кстати говоря, и России. Если бы это было сделано, то тогда не было бы тех проблем, с которыми мы столкнулись в последние годы, а именно расширение НАТО на восток вплоть до наших границ, продвижение к нашим границам военной инфраструктуры; не было бы, может быть, и выхода Соединённых Штатов в одностороннем порядке из Договора по противоракетной обороне, а этот Договор являлся краеугольным камнем сегодняшней и будущей безопасности; не было бы, может быть, строительства элементов ПРО в Европе – в Польше, в Румынии, что, безусловно, создаёт угрозу нашим стратегическим ядерным силам и нарушает стратегический баланс, что само по себе крайне опасно для международной безопасности.

Может быть, всего бы этого не было бы, но это произошло, назад не открутить, назад плёнку в истории не открутишь, это не художественный фильм. Надо исходить из того, что есть. Если мы будем исходить из того, что есть, надо подумать о том, что мы хотим в будущем. Думаю, что все мы хотим безопасности, спокойствия, благополучия и сотрудничества.

Значит, не нужно ничего нагнетать, не нужно придумывать мифических российских угроз, каких-то гибридных войн и так далее. Сами напридумывали, а потом сами себя пугаете и на этой основе ещё и формулируете перспективы политики. Нет у такой политики никаких перспектив – есть перспектива только в одном: в сотрудничестве по всем направлениям, в том числе по вопросам безопасности.

Главная проблема в области безопасности сегодня какая? Терроризм. В Европе взрывают, в Париже взрывают, в России взрывают, в Бельгии взрывают, война идёт на Ближнем Востоке – вот о чём надо думать, а мы всё рассуждаем о том, какие угрозы Россия создаёт.

Вопрос: Как раз по вопросу терроризма, по вопросу исламизма. Вы говорите, что можно сделать больше. Что конкретно нужно сделать, что может сделать Россия? И почему не получается объединить усилия совместно с Европой, чтобы достичь целей?

В.Путин: У Европы спросите – мы хотим. Я об этом сказал, ещё выступая на 70-летии Организации Объединённых Наций с трибуны ООН, и призывал тогда объединить усилия всех стран в борьбе с террором. Но это очень сложный процесс.

Смотрите, после теракта в Париже, ужасного, кровавого события, к нам приехал Президент Олланд тогда, и мы с ним договаривались о каких-то совместных действиях. К берегам Сирии подошёл авианосец «Шарль де Голль». Потом Франсуа уехал в Вашингтон, и всё, «Шарль де Голль» развернулся и ушёл куда-то в сторону Суэцкого канала. И реальное сотрудничество у нас с Францией прекратилось, не начавшись.

Франция задействована в операциях там, но в рамках международной коалиции под руководством США. Разберитесь, кто там старший, кто не старший, у кого есть какое слово, кто на что претендует. Мы готовы, мы открыты к сотрудничеству.

Очень трудно было договариваться и с американцами по этому направлению. Кстати говоря, в последнее время всё-таки мы заметили определённый сдвиг, есть практические результаты.

Я разговаривал с Президентом Трампом по телефону, он в целом поддержал идею создания зон деэскалации. Мы сейчас думаем о том, как обеспечить интересы всех стран региона на юге Сирии, имея в виду озабоченность всех стран, которые имеют проблемы в этом регионе, а именно и Иордании, и Израиля, и самой Сирии, и, безусловно, мы готовы прислушаться к мнению Соединённых Штатов, наших европейских партнёров. Но надо вести диалог конкретный, а не болтать о каких-то взаимных претензиях и угрозах, надо практической работой заниматься.

Вопрос: Вы говорите, что за ними решение, за ними действие, да?

В.Путин: Именно так, так и есть.

Вопрос: К разговору о США. Подозрения в том, что Россия вмешивалась в избирательную кампанию в США, вызвали настоящую политическую бурю в Вашингтоне. Во Франции аналогичные подозрения также прозвучали. Как Вы отреагируете, прежде всего, в свете того, что сейчас происходит в США?

В.Путин: Я уже много раз на этот счёт высказывался. Сегодня один из ваших коллег тоже на эту тему формулировал вопрос. Он сделал это очень аккуратно на пресс-конференции, сказал, что «говорят, что якобы российские хакеры». «Говорят» – кто говорит, на основании чего? «Якобы российские хакеры», а может быть, и не российские.

Сам господин Трамп когда-то говорил, и говорил совершенно, на мой взгляд, правильно: «А может быть, это из другой страны: может быть, кто-то, лёжа на кровати, что-то придумал, а, может, кто-то специально вставил какую-то флешку где-то с именем российского какого-то гражданина», – или ещё что-то такое. Ведь всё что угодно в этом виртуальном мире можно наворотить. Россия этим никогда не занимается, нам это и не нужно. Нам нет никакого смысла это делать. Какой смысл?

Я уже общался и с одним Президентом США, и с другим, и с третьим – президенты приходят и уходят, а политика не меняется. Знаете почему? Потому что очень сильна власть бюрократии. Человека избрали, он приходит с одними идеями, к нему приходят люди с кейсами, хорошо одетые и в тёмных, как у меня, костюмах, но только не с красным галстуком, а с чёрным или с тёмно-синим, и начинают объяснять, как нужно делать, – и всё сразу меняется. Это происходит от одной администрации к другой.

Что-то изменить – это достаточно сложное дело, это я говорю без всякой иронии. Это не потому, что кому-то не хочется, а потому, что это сложно. Вот Обама – продвинутый человек, человек либеральных взглядов, демократ, он же перед выборами своими обещал закрыть Гуантанамо. Сделал? Нет. А почему? Он что, не хотел? Очень хотел, я уверен, что хотел, но не получилось. Он искренне к этому стремился. Не получается, не так всё просто.




Но это не самый главный вопрос, хотя это важно, это трудно себе представить: люди в кандалах ходят там уже десятилетиями без суда и следствия. Вы представьте себе, Франция бы так сделала или Россия – с потрохами бы сожрали уже давно. Нет, в Соединённых Штатах это возможно и до сих пор продолжается – кстати, к вопросу о демократии.

Я сейчас не для этого пример этот привёл – я привёл потому, что не всё так просто. Но всё-таки у меня есть определённая доля сдержанного оптимизма, мне кажется, что мы по ключевым вопросам можем и должны договариваться.

Вопрос: На сегодняшний день Вы говорите, что такая политическая буря в Вашингтоне опирается на абсолютную фикцию.

В.Путин: Она опирается не на фикцию, она опирается на желание тех, кто проиграл выборы в Соединённых Штатах, хоть как-то поправить дела за счёт антироссийских выпадов, за счёт обвинения России во вмешательстве.

Людям, которые проиграли выборы, никак не хочется признать, что они их действительно проиграли, что тот, кто выиграл, оказался ближе к народу, он лучше понял, чего хотят люди, простые избиратели. Вот это признать никак не хочется.

Хочется себе объяснить и другим доказать, что они здесь не при чём, что их политика была правильная, они всё делали хорошо, но кто-то со стороны их обманул и объегорил. Но это не так, они просто проиграли и должны это признать.

Вот тогда, когда это произойдёт, я думаю, будет попроще нам работать. Но то, что это делается с помощью антироссийских инструментов, это очень плохо, это вносит диссонанс в международные дела.

Пускай бы между собой спорили, ругались и доказывали, кто круче, кто лучше, кто умнее, кто надёжнее и кто лучше формулирует политику для страны, – зачем сюда впутывать третьи страны? Это очень огорчает. Но и это пройдёт: всё проходит – и это пройдёт.

Вопрос: Господин Президент, мы подходим к концу нашего интервью, и я, прежде всего, хотел бы задать вопрос о 2018 годе. Это год выборов в России, выборов Президента, выборов в законодательное собрание.

Можете ли Вы нам сказать, намерены ли Вы выдвигать свою кандидатуру, или же, может быть, оппозиция сможет в случае этой кампании также в демократическом плане выставить свою кандидатуру? Как Вы видите развитие этой ситуации, Вы хотите, чтобы кампания прошла безусловно, исключительно в демократических условиях? Я говорю о 2018 годе.

В.Путин: Вы знаете, у нас всё последние избирательные кампании проходят в строгом соответствии с российской Конституцией, в строгом соответствии. И я сделаю всё для того, чтобы обеспечить проведение избирательных кампаний 2018 года таким же образом – повторяю ещё раз, в строгом соответствии с законом и Конституцией.

Все люди, которые имеют на это право, все люди, которые пройдут соответствующие, предусмотренные законом процедуры, безусловно, могут и будут принимать участие, если они этого хотят, в выборах всех уровней: и в законодательные собрания, и в парламент, и в президентских выборах. Что касается кандидатов, то об этом ещё рано говорить.

Твитнуть

0