Главная задача всех этих интервенций - создать субъект, который наиболее адекватен предлагаемой ему форме управления. В Ливии происходит что-то такое, что нас возмущает, а решения заложены в политическом коде Запада, объясняет политолог Александр Астров.

Он дал Delfi комментарий по поводу военной операции в Ливии и целей Запада.

"Из того, что я читал по этим событиям, меня зацепил один аргумент, кстати сказать, аргумент против военной операции в Ливии. Он сводится к следующему: все, что сейчас происходит на Ближнем Востоке, это то же, что происходило в Европе в 1848 году. Это был год повальных революций, первый удар по большим европейским империям.

Многие на Западе сейчас говорят, что на Ближнем Востоке происходит исторических масштабов трансформация, в результате которой зарождается демократия и опровергается установка, что Ближний Восток не способен к демократии и лучшей формой правления там являются авторитарные режимы.

Такое сравнение с 1848 годом весьма интересно, потому что подразумевает определенную социальную шкалу развития, на которой Ближний Восток отстает не только от Запада, но и от Центральной и Восточной Европы примерно на полтора века.

То есть подразумевается, что прежде чем мы сможем говорить, скажем, о 1989 годе на Ближнем Востоке и действительно о каких-то серьезных надеждах на демократию, Ближнему Востоку еще требуется пройти очень долгий путь и вот именно поэтому военная операция не оправдана: эти ближневосточные государства социально, политически, внутренне не готовы к тем формам управления, которые им таким образом навязывают. Интервенция в таком случае не принесет результатов, она как бы вырвана из контекста и преследует цели, которые на самом деле нереалистичны.

Этот аргумент, на мой взгляд, по двум причинам неправильный. Первая причина — самая простая. На самом деле эта интервенция сильно отличается от того, что мы видели в Ираке и Афганистане. Она гораздо больше похожа на то, что мы в свое время наблюдали в Косово.

Разница заключается в том, что, в отличие от Ирака и Афганистана, главной целью интервенции или, если угодно для скептиков, оправдания интервенции является не какая- то абстрактная идея типа демократии, а вполне конкретная цель — просто спасти жизни людей, которые сейчас находятся под угрозой в результате действий Ливийского государства. И это спасение — не инициатива Франции или США, а действия в соответствии с документом ООН об ответственности за защиту людей путем военного вмешательства в дела суверенных государств.

Но существует вторая причина, по которой к этой интервенции можно относиться скептически. Европейский порядок начал меняться в конце XVIII века. А после разгрома Наполеона европейцы для себя решили, что отныне главной цели международных отношений — мира и развития — они будут достигать посредством координированных усилий независимых государств, что мы обычно называем балансом сил.

Баланс сил может быть нарушен не только в том случае, если какое-то одно государство или группа государств резко усилят свое могущество, но и в том случае, если одно государство или группа государств в силу некомпетентной политики не будут развиваться на том же уровне, что все остальные. В последнем случае европейские великие державы четко осознали, что поддержание баланса сил может требовать интервенции в дела других суверенных государств. У тех, кто впереди, а это великие державы, есть специальные обязательства в отношении тех, кто позади, если те, по мнению великих держав, не справляются со своими обязанностями перед мировым сообществом в целом.

Однако каковы вообще критерии — какие государства развитые, какие нет? И как во все это вписывается тема демократии?

В основе предложенной Францией после Французской революции модели управления государством лежала мысль: люди сами всегда лучше знают, что им делать, и расписать для них все сверху невозможно, то есть людям следует дать определенную степень свободы, а государство должно ненавязчиво оркестрировать действия отдельных людей, мягко направлять их деятельность. Это — основная посылка либерализма.

Но перед либералами стоял вопрос, а как можно применить такую модель управления к тем людям, которые либо не хотят, либо не умеют быть свободными, что делать с "варварами", у которых есть свои пушки-танки-корабли и свои правительства и, может, нет желания жить так, как им предлагают?

Либерализм в своей современной форме — неолиберализм — нашел ответ на этот вопрос — надо научить "варваров" использовать все имеющиеся в распоряжении сегодняшнего государства, порой очень изощренные технологии власти, и это будет только к добру.

Наиболее могущественные силы современного мира хотели бы применить форму управления, которую они считают оптимальной, настолько широко, насколько это возможно. Но беда с этой формой управления, как, впрочем, и с любой другой, заключается в том, что она требует определенного субъекта. Точно так же, как Эстонскому государству нужен эстонский гражданин, без которого оно невозможно, неолиберализму нужен либерал, потому что управлять нелибералами неолиберализм не может, как Христос не может управлять нехристианами, а Мухаммед — немусульманами".