О Великой Отечественной войне в целом и о штурме Берлина в частности за шестьдесят минувших лет написано достаточно много, но, может быть, архивные документы лучше всего помогут увидеть не самые известные стороны этого сражения.

Приближалось 16 апреля 1945 г. Именно в этот день согласно директиве Ставки Верховного Главнокомандования планировалось начать Берлинскую наступательную операцию и "не позднее двенадцатого-пятнадцатого дня операции" овладеть столицей германского рейха и выйти на реку Эльба.

О самой Берлинской операции и ее динамике написано немало. Поэтому остановимся лишь на отдельных документах которые почти 60 лет хранились на архивных полках под различными грифами секретности и лишь недавно стали доступными для исследователей. далее...



НАЧАЛО

Ранним утром 16 апреля войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов под руководством маршалов Г. К. Жукова и И. С. Конева после массированной артподготовки перешли в наступление. Вот лишь отдельные эпизоды "великого начала", лаконично изложенные через два дня в донесении начальника политотдела 69-й армии полковника Вишневского Военному совету 1-го БФ. Его люди, работая в госпиталях 1-й линии, провели беседы с ранеными бойцами и командирами. Были выявлены следующие моменты:
в основном все солдаты и офицеры знали задачу своих подразделений и частей. Однако во многих местах задача доводилась в ночное время при использовании спичек и карманных фонарей. Людей было собрать трудно, так как отсутствовали блиндажи и места укрытий;
артиллерия не всегда была на высоте. На отдельных флангах огневые точки противника не подавлялись. Большинство красноармейцев были убиты и ранены между 2-й и 3-й траншеями, откуда немцы заранее вывели свои войска и куда наносился основной удар во время артподготовки;
сразу же после окончания артподготовки и включения прожекторов "мы пошли в атаку, буквально прижимаясь к разрывам наших снарядов", - говорил младший лейтенант Дмитриев;
наступательный порыв у всех бойцов был высоким. "Свет прожекторов ослеплял противника, освещал впереди лежащую местность, что давало возможность продвигаться вперед и сравнительно быстро овладеть тремя траншеями противника". Но часть раненых довольно скептически отнеслась к применению прожекторов Из-за дыма и пыли они не обеспечивали видимости. Более того: прожекторный свет позволял противнику сосредоточивать огонь по скоплению наших войск, что вело к неоправданным и довольно значительным потерям;
взаимодействие пехоты с танками оставляло желать лучшего. Сержант Сафронов (916-й сп) сказал: “Танки помогали плохо. Они шли за пехотой. Лично видел, как наш танк, переползая через нашу траншею, раздавил четырех бойцов” Танки и самоходки, отмечали другие бойцы, не были приспособлены к ночной стрельбе, сплошь и рядом стреляли вслепую, наугад. Большая скученность войск в отдельных районах приводила к значительным потерям личного состава даже в частях и подразделениях вторых эшелонов. На отдельных участках "боевые порядки фактически перепутались", что позволяло немцам "наносить нам ущерб даже бесприцельной стрельбой".

Что еще показала проверка? Многие бойцы, сержанты и офицеры, имевшие по несколько ранений, "до сих пор не награждены или награждены такими правительственными наградами, которые не соответствуют их подвигам". Лейтенант Н. В. Грнудовский (39-й сп 4-й сд) 16 апреля был ранен в шестой раз - тяжело (слепое осколочное ранение в грудь). Награжден лишь медалью "За отвагу" в сентябре 1942 года и после этого больше не награждался.

Похороны умерших от ран осуществляются рядом с госпиталями, на виду у раненых. Высказывалось предложение проводить захоронения в других районах.

МОЛОДОЕ ПОПОЛНЕНИЕ ИЛИ ШТРАФБАТ

В первых эшелонах наступающих войск шли, как правило, штрафные батальоны или подразделения, укомплектованные наполовину и более так называемым "молодым пополнением".

Кто эти люди? В основном советские граждане призывного возраста, освобожденные из плена, концлагерей, восточные “гастарайтеры”. Более 40 тыс. человек указанной категории были направлены на “восполнение боевых потерь” 1-го УФ, докладывал 7 апреля в Москву начальник политического управления фронта гвардии генерал-майор Яшечкин. Подавляющее большинство этого пополнения "состоит из украинцев и русских в возрасте до 35 лет. В среде нового пополнения имеются военнослужащие, бывшие в немецком плену, в том числе офицеры в звании младший лейтенант, лейтенант, старший лейтенант и капитан. Некоторые бойцы и офицеры, освобожденные из немецкого плена, имеют ранения и правительственные награды, полученные в боях с немецкими захватчиками до момента их пленения немцами" (для справки: к концу войны было выявлено и учтено 2 016 460 советских военнопленных на территории Германии).

Новое пополнение, отмечал далее генерал, “значительно засорено враждебными элементами”. В его среде выявлено немало "немецких шпионов, диверсантов, власовцев, лиц, служивших в немецкой армии и учреждениях, одним словом - предателей Родины". Они "изолированы и переданы органам контрразведки". С остальными в течение недели ведутся политико-воспитательная работа и боевая учеба, затем — фронт.

Тут же приводится ряд позитивных примеров из политико-морального состояния "новых" бойцов. Красноармеец Иванченко: "Я находился за колючей проволокой, когда до нас доносился гул советских орудий. Вы можете себе представить, что пережил я вместе со своими товарищами, ожидая свободу или уничтожение от рук фашистских палачей. Теперь я свободен, получил полную возможность с оружием в руках отомстить немцам сполна. Заверяю товарищей, что за свою Родину я буду драться храбро”. Красноармеец Войтек: "Лучше смертью героя погибнуть в боях за любимую Родину, чем быть рабом немцев или предателем своей Отчизны".

А вот примеры иного рода. Один из стрелковых батальонов, состоявший в основном из бойцов нового пополнения, при контратаке немцев бежал с поля боя. На месте "командиром было расстреляно пять трусов и паникеров с целью восстановления порядка". Командир отдельного дивизиона лейтенант Латругин вынужден был "в боевой обстановке расстрелять трех бойцов нового пополнения за бегство с поля боя". В другой части "новый" воин Вихренко “проявил в бою трусость и совершил членовредительство. Он расстрелян перед строем". На политзанятиях боец Кулешов, бывший в плену у немцев, сказал: “В Германии крестьяне имеют много земли. У нас говорят, что все это награблено. В России кулаки имели меньше земли и скота, и это не было ими награблено, а нажито трудом. Почему же их раскулачили? Мой отец тоже раскулачен. До войны меня не призывали в армию, а сейчас призвали. Выходит, что пошли на уступку кулаку? Со всем этим я не согласен". Красноармеец Берсонев, придя в подразделение, спросил: "Есть ли в роте автомашина? А то, когда немцы перейдут в наступление, то пешком от них не убежишь". Как Кулешов, так и Берсонев сразу же были изолированы и переданы органам "СМЕРШ".

ВОДКУ ЗАПРЕТИТЬ!

17 апреля, в 20 час 30 мин, Жуков подписывает очередной приказ. Вот его краткое содержание.

Хуже всех проводят наступательную Берлинскую операцию 69-я армия под командованием генерал-полковника Колпакчи, 1-я танковая армия под командованием генерал-полковника Катукова и 2-я танковая армия под командованием генерал-полковника Богданова. Эти армии, имея "колоссальнейшие средства и силы", второй день действуют неумело и нерешительно, топчась перед слабым противником. Командарм Катуков и его командиры корпусов Юшук, Дремов и Бабаджанян за полем боя и за действиями своих войск не наблюдают, отсиживаясь далеко в тылах (10-12 км). Обстановки эти генералы не знают и плетутся в хвосте событий.

"Я требую, а) немедля развить стремительность наступления, прорваться в тыл обороны противника и стремительно продвинуться в район Берлина. Все крупные населенные пункты и узлы дорог обходить. Танковым армиям не разбрасываться по фронту и действовать кулаком; б) всем командармам находиться на наблюдательных постах командиров корпусов, ведущих бой на главном направлении, а командирам корпусов находиться в бригадах и дивизиях первого эшелона на главном направлении. Нахождение в тылу войск категорически запрещаю".

Далее Жуков напоминал: необходимо иметь в виду, что до самого Берлина противник будет сопротивляться и цепляться за каждый дом и куст, а потому танкистам, самоходчикам и пехоте не ждать, пока артиллерия перебьет всех немцев и предоставит им удовольствие двигаться по чистому пространству - нужно уметь драться самостоятельно, с инициативой.

В конце маршал дописал толстым синим карандашом: “Бейте беспощадно немцев и двигайтесь вперед днем и ночью на Берлин, тогда Берлин будет скоро наш".

Командующий торопил танкистов, иногда бросая их в первых эшелонах на абсолютно неподавленную глубоко эшелонированную оборону немцев. Сотни танков и самоходок уже горели на передовой, а до Берлина оставалось 60 км. Понятно, что танкисты внутренне сопротивлялись, командиры же корпусов долго не могли понять, почему маршал сделал основную ставку на бронетехнику, тогда как планом утвержденным в Москве этого не предусматривалось. Между тем поздно ночью 17 апреля с пометкой "лично" была разослана шифротелеграмма Жукова в адрес командующих танковыми армиями. Ее содержание банально простое: “До распоряжения выдачу водки всему личному составу запретить”.

На следующий день, около 10 часов вечера, почти все командующие армиями получили боевое распоряжение штаба фронта. В его преамбуле говорилось: наступление на Берлин развивается недопустимо медленно. Если операция так будет и дальше проходить, то наступление может захлебнуться. Основная причина плохого наступления кроется в неорганизованности, отсутствии взаимодействия войск и отсутствии требовательности к лицам, не выполняющим боевых задач. Командиры всех степеней должны разобраться с обстановкой, а именно: где и какой противник, где свои части, где средства усиления и что они конкретно делают, имеют ли части боеприпасы и как организовано управление.

В приказной части отмечалось: "Всех командиров, проявивших неумение выполнять задачи и проявивших нерешительность, - заменить умелыми и отважными командирами". "Пехотным" командармам вменялось в обязанность координировать действия танковых армий. Командиры последних должны были "немедля убрать с дорог" всю свою технику (как подбитую, так и исправную), ибо в дальнейшем "мотопехота будет продвигаться пешком".

Определенная чересполосица, постоянная коррректировка плана наступления вызывали нервозность "на местах". Характерно в этом отношении одно из донесений командира 79-го стрелкового корпуса Военному совету 3-й ударной армии. В районе Меглина "скопилось три танковых бригады", отмечал генерал-майор С. Н. Переверткин. "Одной из бригад (23-й тбр) я приказал совместно с пехотой смять противника и войти в прорыв". Комбриг Морозов “мой приказ не выполнил и, несмотря на то, что пехота атаковала противника в течение всей ночи, наступала и продвинулась на 5 км, танки в прорыв не вошли. В 2.00 я приказал разыскать любого из других командиров бригад. Нашли командира 65 тбр подполковника Максимова, который отказался явиться ко мне для увязки вопросов взаимодействия". В течение трех суток наступления "пехота прошла 26 км с непрерывными боями, и в течение этого времени танки все время болтались сзади боевых порядков пехоты”.

В ответ командующий 31-й ударной армией направил командиру 9-го тк, в состав которых входили три названные бригады, следующую шифротелеграмму:

"Тов. Кириченко!

Вы плохо выполняете не только мои приказы, но и приказы тов. Жукова. Прикажите командирам бригад возглавить на головных танках свои бригады и повести их в атаку на Берлин, иначе ни чести, ни славы своего корпуса Вы не завоюете. О "панцерфаустах" будете потом рассказывать детям.

Генерал-полковник Кузнецов.

21 апреля 1945г.".

“ЛИЧНО ПРЕДУПРЕЖДАЮ”

20 апреля в 21 50 танковые армии Катукова и Богданова получают приказ Жукова: выполнить “историческую миссию”; первыми ворваться в Берлин и водрузить Знамя Победы. Надлежало “послать от каждого корпуса по одной лучшей бригаде в Берлин с задачей не позднее 4 час. утра 21 апреля любой ценой прорваться на окраину города и немедля донести для доклада т. Сталину и объявления в прессе”.

Аналогичную задачу получили и соединения 1-го Украинского фронта. Маршал Конев требовал "стремительно развивать наступление на плечах противника", смелее "маневрировать танками и пехотой вне больших дорог”, населенные пункты “решительно обходить, не ввязываясь в затяжные лобовые бои”. Стремление только вперед, ибо "наши войска должны быть в Берлине первыми". Они это могут сделать, могут с честью "выполнить приказ Великого Сталина". После форсирования Шпрее перед нами открывается "безостановочный путь" на столицу германского рейха.

Однако путь оказался на редкость тернистым. Огромные потери понесли 3-я и 4-я гвардейские танковые армии. Отдельные пехотные соединения "забуксовали" на месте, встретив хорошо организованное сопротивление противника. Конев все время находился на передовой, стремясь воодушевить войска, заставить их двигаться вперед. Вперемежку с устной похвалой сыпались и "грозные" телеграммы. Вот одна из них, направленная в половине четвертого утра 21 апреля генерал-лейтенанту Н.Ф.Лебеденко: "за последнее время 33-й стрелковый корпус под Вашим командованием систематически срывает выполнение боевых приказов. Значение боевого приказа утрачено, В корпусе отсутствует требовательность к войскам в выполнении боевых приказов. Слабо организуется бой. Силы противника переоцениваются, а свои недооцениваются. Все это приводит к нерешительности действий войск и к топтанию на месте перед слабым противником. Войска не приучены к ведению лесного боя. Объявляю Вам выговор, и если Вы не перестроитесь, то вынужден буду отстранить Вас от занимаемой должности".

В двадцатых числах апреля передовые части обоих фронтов подошли к окрестностям германской столицы. Немцы продолжали сопротивление, находясь фактически в полном окружении. Вплотную к Эльбе приближались американцы с англичанами. Капитуляция Германии оставалась лишь вопросом времени. Судьба рейха была уже предрешена.

Начиналась битва за Берлин, одна из самых героических и трагических. Все улицы и переулки на подступах к рейхстагу были усеяны трупами и подбитой бронетехникой. Везде пылали пожары. Временами было трудно разобраться, где находятся войска и кто ими командует. Уже над рейхстагом развивалось алое знамя, до капитуляции берлинского гарнизона оставалось несколько часов, а Жуков снова обращался к танкистам.

"Шифром. № 11708.

1 мая 1945 г. 21.55.

Командарму 2 гв. ТА.

Командирам 1 мк, 9 тк, 12 тк.

Части 2-й танковой армии ведут наступление исключительно плохо. За последние три дня армия не имеет вообще никаких результатов. Я вынужден строго лично Вас предупредить и требую:

1. Организовать лучше бой, чем Вы организовывали до сих пор;

2. вылезти из подвалов и видеть лично бой;

3. подготовить три-четыре танковых бригады и под личным командованием комбригов прорваться бригадам в тыл противника. За бригадами пустить главные силы корпусов и армии;

4. проявить больше решительности. Действия 12-й тк увязать с действиями авиации;

5. результат донести 2.5.45 г. лично мне.

Жуков".

О потерях говорить всегда трудно, тем более в ходе Берлинской операции, когда до окончания войны оставались считанные дни.

По данным оперативного управления штаба 1 Белорусского фронта, в период с 16 апреля по 13 мая войска фронта уничтожили 232 726 немецких солдат и офицеров, 1 184 танка и САУ, 3 619 орудий разного калибра около 11 тыс. пулеметов. 7 903 автомашины, 1 255 самолетов, 2 019 минометов, 18 876 лошадей и т д. Взяли в плен 250 675 немецких военнослужащих. Огромное количество военной техники и вооружения было захвачено на складах в исправном состоянии. Потери 1-го БФ (как и в целом Красной Армии) были на порядок выше: ведь войска наступали, и наступали стремительно. Только санитарные потери составили 141 479 человек. Что касается материальных потерь, то, к примеру в 1-й гв. ТА было уничтожено 45,3% танкового парка, повреждено 47%.

СТРАННАЯ СТАТИСТИКА

Отгремели бои. 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты были переименованы в группы войск - и остались в Германии. В начале 1946 г. здесь прошли две научные конференции по изучению и обобщению опыта Берлинской операции. Все выступающие - недавние участники событий.

Генерал-полковник Катуков (1 га ТА):

"Целесообразно в ходе уличных боев использовать зенитные пушки и 120 мм минометы. Танкисты должны разговаривать с самолетами. А то у нас однажды ночью начался кошмар: идут волны наших бомбардировщиков и сбрасывают свой груз на мой штаб, жгут наши танки и транспорты, убивают людей. Тогда мы потеряли 40 автомашин, 7 танков и свыше 60 человек убитыми. Нас упрекают в нерешительности на Зееловских высотах. Но ведь там все, кто высунулся вперед, моментально горели. Всего же в боях за Берлин я потерял 8 тысяч танкистов и две сотни танков".

Генерал-полковник Чуйков (8 гв. А):

"На всех рубежах обороны противник отводил потрепанные войска назад перекатами, подставляя нам свежие резервы на новых позициях. Поэтому с такими жесточайшими боями шло наступление армии. Разведка плохо выявляла противника в лесных районах. О прожекторах. Здесь кто-то сказал, что с момента перехода в атаку 14 миллионов свечей зажглись и стали освещать путь к победе нашей пехоты и танков. Неправда. Ничего не было видно, тем более поля боя. Все закрывала стена пыли гари и всего чего хотите. Было бы лучше поставить прожекторы на пассивных участках. Они бы больше принесли пользы с точки зрения обмана противника. Особо хочу сказать о немецком фаустпатроне. Бойцы и командиры были влюблены в это оружие, даже воровали его друг у друга. Если не фаустпатрон, то давайте назовем его иванпатроном, лишь бы у нас поскорей он был".

Генерал-лейтенант Переверткин (79-й ск):

"С 22 апреля по 1 мая корпус вел тяжелые уличные бои в Берлине. За 10 дней он пять раз менял направления. С боями пройдено по городу примерно 20 км. 28 апреля начался бой за рейхстаг, до которого оставалось полтора километра. Условия были чрезвычайно тяжелыми. Приходилось действовать главным образом ночью. 30 апреля в 14.25 первые подразделения ворвались в здание рейхстага, водрузив Знамя Победы. Сначала оно появилось на первом этаже, и только к 22.00 было закреплено на самом верхнем куполе. Площадь перед рейхстагом была усеяна не одним десятком отважных бойцов и офицеров, в руках которых застыли маленькие собственные флажки, с которыми части штурмовали главную цитадель фашизма. Корпус не имел опыта боев в крупном населенном пункте. Безусловно, это сказалось как на темпе продвижения, так и на потерях. Корпус потерял - без трех человек - 5 тысяч бойцов и командиров".

Маршал бронетанковых войск Рыбалко (3 гв. ТА):

"У нас в районе Берлина, может быть, хорошо получилось не только потому, что было достаточное количество резервов, а еще и потому, что немцы спешили сдаваться союзникам, а не нам. В Берлинской операции было много неразберихи. Я на себе это ощутил очень сильно. И это потому, что было два штаба, два командующих. Один военачальник должен отвечать за подобную операцию. А то получается, что встречаемся в городе с Чуйковым - я с одного фронта, а он с другого, - и не то драться с немцами, не то спорить между собой. Спор также разгорелся из-за рейхстага: какому фронту его брать... "

Генерал-полковник Горбатов (ЗА)

"От союзников нас отделяло всего 200 км. Нас информировали, что они ведут энергичную подготовку к броску на Берлин с использованием воздушных десантов. Впоследствии это подтвердил и командир американской 82-й авиадесантной дивизии, заявив, что они почти готовы были к высадке, и наше стремительное наступление стало для них неожиданностью. Поэтому захват Берлина было делом чести воинов Красной Армии и, в частности, войск 1-го БФ. Мы шли к нему почти целых четыре года, и было бы, конечно, непростительно нам перед историей, перед народом, если бы мы позволили союзникам вступить в Берлин первыми. К тому же фашисты знали, что с падением Берлина придет конец их господству. Помните, Геббельс в начале 1945 г. говорил, что нацисты либо победят в Берлине, либо погибнут вместе с ним. И, как видите, они оказались верны своей доктрине. В развалинах Берлина они нашли свою собачью смерть.

Далее. Во время Берлинской операции мы обнаружили поистине несерьезное отношение к информации. Вот пример. Как известно, количество немецких танков и САУ, участвовавших в боях с 16 апреля по 1 мая, не превышало 850 единиц, пускай 1 000, как некоторые тут утверждали. Танкисты доложили, что они уничтожили 793 танка противника пехотинцы - 803 танка Десятки танков — по сводкам — уничтожили артиллерия и авиация. Выходит, что уничтожили в три раза больше танков, чем их имелось на самом деле".

Генерал-лейтенант Бахметьев (3 гв. ТА).

Понятно что армии 1-го БФ стремились наступать на рейхстаг. Но и мы в 1-м УФ не хотели отказать себе в этом удовольствии. У Ангальтского вокзала все перемешалось. Сообщили Коневу. Спрашиваем: что делать? Он отвечает: выполняйте приказ, наступайте. И началось… Одни войска идут в одном направлении, другие - в другом. Наконец, получили новый приказ: повернуть строго на запад и выходить из Берлина. Последняя разгранлиния отдавала рейхстаг маршалу Жукову. Мы же 3 мая стали выдвигаться в сторону Праги".


polit.ru


К рейхстагу!

Перед штурмом рейхстага многие части Советской Армии выделяли из своего состава специальные группы для установления на нем красных флагов. В штурме также участвовали две группы добровольцев из 79-го стрелкового корпуса, состоявшие из коммунистов и комсомольцев, командовать которыми было поручено майору М. М. Бондарю и капитану В. Н. Макову. Майор Бондарь в то время явлвялся адъютантом командира 79-го ск, а капитан Маков исполнял дожность офицера связи штаба 79-го ск.

В настоящей статье М. М. Бондарь делится своими воспоминаниями о действиях штурмовой группы, которую он возглавлял.

Ранним утром 28 апреля меня и напитана В. Н. Макова вызвал к себе командир 79-го стрелкового корпуса генерал-майор С. Н. Переверткин. Его командный пункт располагался в северной части Берлина (район Моабит) в подвале старинного особняка. Кроме командира в помещении находились начальник политотдела корпуса полковник И. С. Крылов, начальник штаба корпуса полковник А. И. Летунов и другие офицеры штаба. Генерал Переверткин сказал нам: «Вы назначаетесь командирами штурмовых групп коммунистов-добровольцев, на которые возлагается задача — вместе с другими штурмовыми группами проникнуть к рейхстагу и установить на нем Красные Знамена». Пожелав успеха, генерал отпустил нас. В нашу группу вошли коммунисты и комсомольцы 1955-го и 1957-го истребительно-противотанковых артиллерийских полков 40-й отдельной истребительно-противотанковой артиллерийской бригады, 86-й тяжелой гаубично-артиллерийской бригады и радисты с рацией из нашего корпусного 977-го отдельного батальона связи. Всего в группе было около 20—25 человек. Проверив экипировку и вооружение, а доложил командиру корпуса о готовности группы. Не теряя времени, мы выступили к передовой линии. Перед нами лежал разрушенный город, местами бушевали очаги пожаров. Воздух был наполнен копотью, пахло гарью, улицы и переулки перекрыты баррикадами из металлических ежей, железобетонных балок, камня, бочек, мешков с песком. Всюду слышалась стрельба. Мы начали продвигаться по правой стороне Биркенштрассе — кратчайшему пути к намеченной цепи. Вскоре попали под огонь просочившейся в наш тыл диверсионно- разведывательной группы противника, которая обстреляла нас из дома, превратив его в узел сопротивления. Группа залегла среди развалин. В разведку был послан Казанцев, который знал немецкий. Через полчаса он доложил, что до двадцати гитлеровцев с двумя пулеметами и фаустпатронами засели там и держат под огнем всю улицу, но к дому есть скрытый подход слева.

Под прикрытием огня сковывающей группы И.М. Лядова мы выскочили на тротуар, ползком преодолели улицу и вышли в переулок. Из него скрытно подошли к дому, забросали гитлеровцев гранатами и с криком “ура” атаковали их. Короткая схватка закончилась нашей победой, засевшие в доме фашисты были уничтожены.

Часа через полтора показались развалины одного из берлинских вокзалов, где проходила линия фронта. Здесь отчетливее слышалась перестрелка. На улицах рвались снаряды и мины. За вокзал сражались воины 380-го стрелкового полка под командованием майора В. Д. Шаталина. В дальнем углу находился наблюдательный пункт командира 1-го стрелкового батальона старшего лейтенанта К. Я. Самсонова. На вопрос, в чем причина задержки, Самсонов сообщил, что у противника на этом участке очень много огневых средств. Кроме того, перед батальоном была еще и река. Самсонов решил подождать артиллерию, минометы, танки и под покровом ночной темноты продолжить наступление.

Вскоре мы совместно с другими подразделениями 380-го стрелкового полка достигли берегов Шпрее. Но огонь гитлеровцев был настолько сильным, что форсировать реку не удалось. Ночью мы неоднократно в разных местах пытались переправиться, но безуспешно. Противник огрызался всеми огневыми средствами. В реке и на ее берегах рвались снаряды и мины. Враг организовал оборону непосредственно по берегу, понастроив доты и дзоты и превратив "дом Гиммлера" и здание "Кроль Опера" в сильные узлы сопротивления.

Примерно в середине ночи взрыв большой силы потряс воздух. В небо взлетел огненный столб, в реку и на ее берега посыпались камни, куски металла, обломки дерева. Когда дым рассеялся, мы увидели, что средняя часть моста "Мольтке", около которого мы находились, накренилась, провисла в воду и осела на полуразрушенные опоры. Короткими перебежками бойцы стали приближаться к мосту. Наша группа наступала в общей массе подразделений батальона К. Я. Самсонова. Было темно, но все освещалось заревом пожаров. За мостом баррикады. Проскакиваем первую, подходим ко второй. Делаем небольшую передышку, чтобы сориентироваться.

Первыми из нашей группы баррикаду преодолевают Лядов, Канунников, затем остальные. Рядом затрепетали трассы пулеметных очередей. Гитлеровцы вели огонь с угла "дома Гиммлера". Неужели нас заметили? Надо было, не мешкая, ворваться в ближайшее здание.

Открываем огонь по окнам, амбразурам. Под его прикрытием врываемся в подвал здания, соседнего с "домом Гиммлера". По развалинам достигаем улицы Кронпрннцерштрассе, откуда уже были видны рейхстаг и вся площадь Кенигсплац. Она изрыта траншеями, исковеркана воронками, усеяна остовами сгоревших машин. Из парка Тиргартен ведут яростный огонь зенитные орудия.

Под покровом темноты продвигаемся вперед. Остаются считанные сотни метров до рейхстага. Мы лежим среди развалин, прижавшись к земле, всматриваемся во вражескую оборону. Слева и справа от нас бойцы батальона Самсонова. Впереди — траншеи, доты, трансформаторная будка.

Вдруг гитлеровцы открыли неистовый огонь. Над головами пролетают огненные трассы пуль, левее трансформаторной будки взрываются фаустпатроны, гранаты... В чем дело? Оказывается, Казанцев, заметив вражеский пулемет, забросал его гранатами, и, почуяв неладное, противник начал стрельбу.

Когда решили двигаться вперед, Цыганков сообщил, что за бугром вырыта какая-то широкая и глубокая канава. Сообщение было неожиданным. Откуда здесь канава? Только после боя мы узнали, что залитая водой канава — часть трассы метрополитена, строившегося открытым способом. Она пересекала Кенигсплац с севера на юг и с запада на восток. Ров был заполнен водой, а все переходы через него разрушены, на многих участках установлены мины и фугасы.

Обстановка усложнилась. Здесь при форсировании канавы был ранен Боец Сысцеров. Он отыскал бревно, схватил его и начал приподнимать. Вдруг над ним затрепетала ракета. С бревном он не смог быстро залечь и был освещен. Немцы немедленно открыли ураганный огонь. С трудом сдерживая крик, вместе с бревном упал герой-разведчик ему перебило руку.

Теперь стреляли со всех сторон. Из парка Тиргартен били тяжелые орудия и зенитные пушки. Снаряды ложились все ближе и ближе...

Прошло около трех часов. На фронте как будто наступило затишье. Я направляю в разведку Казанцева с одним из солдат. Их фигуры замелькали между завалами, вывороченными корневищами деревьев, воронками. Остальные члены группы наблюдали за ними, готовые в любую минуту поддержать товарищей огнем.

В это время правее нас действовали Михаил Еремин и Григорий Савенко — добровольцы из батальона К. Я. Самсонова. Они двигались со знаменем. Но позавидовать им не пришлось. Гитлеровцы подпустили их буквально метров на 40, а затем в упор обстреляли. Оба они были ранены.

Потом со стороны Кронпринцен Уфер послышался шум танков. Это наши товарищи, преодолев Шпрее, спешат на помощь истекающей кровью пехоте. За ними следуют артиллеристы из дивизиона противотанковых орудий майора А. Н. Бессараба и полков 40-й истребнтельно-противотанковой бригады.

Сопротивление врага еще более усиливается. Стреляют из рейхстага, из здания бывшего советского посольства, из парка Тиргартен и здания "Кроль Опера". Трещат, перебивая друг друга, пулеметы, автоматы, "фердинанды", "берты" и весь свой огонь сосредоточивают на танках. Достается и нам.

...Второй день ведутся бои в кварталах, непосредственно прилегающих к рейхстагу. Части полковника Ф. М. Зинченко и подполковника А. Д. Плеходанова уже очистили “дом Гиммлера” и ведут бой за Кенигсплац. Воины этих частей, вырвавшись вперед, залегли перед рвом. Здесь же, прижатые к земле огнем противника, лежат добровольцы группы В. Н. Макова. Левее, несколько впереди здания швейцарского посольства, среди развалин, в боевом порядке залегли бойцы полка майора В. Д. Шаталина из 171-й стрелковой дивизии, готовые в любую минуту перейти в атаку. Рядом с ними и наша группа.

В этот момент меня вызвал по рации командир корпуса. Оказывается, ему доложили, что воины генерала В. М. Шатилова водрузили красный флаг на бункере у рейхстага. Я сказал, что это не красный флаг, что в том бункере гитлеровцы развернули госпиталь, и флаг на нем поставлен ими как указатель для раненых.

— Требую активизировать действия группы и выполнить задачу, — сказал С. Н. Переверткин.

После разговора с генералом подхожу к Самсонову. С ним несколько офицеров его батальона обсуждают создавшееся положение. Перед батальоном сильный противник, прикрытый оборонительными сооружениями. Я сообщаю Самсонову, что наша группа будет продвигаться несколько правее...

Вскоре мы достигли небольшого оврага, который тянулся правее трансформаторной будки. Рейхстаг как на ладони. Град снарядов обрушивается на наши позиции. Обстановка все более обостряется. Кругом разрывы, пулеметно-автоматная трескотня, пожары. Упорные бои шли и на соседних участках. Батальон капитана Плахотнюка, действовавший на левом фланге 380-го стрелкового полка, уже более трех часов отражал контратаки с танками. Плахотнюк просил помощи у командира полка: противник угрожал прорывом в тыл. Скрепя сердце В. Д. Шаталин дает ему свой последний резерв.

...Наша артиллерийская подготовка началась одновременным залпом многих сотен орудий и минометов. Добровольцы группы дозаряжают автоматы, готовят гранаты, выбирают наиболее удобное направление движения. И когда артиллерия всю мощь своего огня переносит в глубину вражеской обороны, мы поднимаемся в атаку. Кагыкин еще в период артиллерийской подготовки перекинул через ров балки и первым перемахнул через него. За ним устремляются и его товарищи. Кенигсплац оглашается могучим "ура" сотен наступавших правее и левее нас советских воинов.

Мы бежали по площади вместе с воинами полков В. Д. Шаталина, А. Д. Плеходанова, Ф. М. Зинченко. Истребители танков полковника С. А. Никитина и майора А. Н. Бессараба ведут огонь в промежутки и через наши головы, поражая противника за оконными и дверными проемами. Разведчик 1957-го истребительно-противотанкового полка старшина А. Г. Будилкин с сержантом Цукановым, уничтожив прислугу у одного из орудий противника, повертывают его в сторону врага и открывают огонь по пулеметным точкам возле главного входа в рейхстаг.

Все ближе и ближе к цели. Вот и бугор, о котором было так много разговоров. Это убежище с перекрытием толщиной до двух метров. Кто-то вскакивает на бункер и срывает полотнище.

— Товарищи, смотрите, а ведь это действительно флаг, но только с черным крестом.

Врываемся в сооружение. Резкий специфический запах лекарств, крови и гноя. Стоны раненых. Помещение слабо освещено несколькими свечами. Подземелье напоминает широкую штольню. По левую сторону ее устроены двухъярусные нары. Раненые лежат все вместе — и генералы, и офицеры, и солдаты. Вперемешку с ними трупы, испускающие страшное зловоние.

Обслуживающего персонала не видно. Все сбежали, бросив раненых на произвол судьбы. В левом дальнем углу слышны громкие голоса: два гитлеровских генерала потрясены появлением советских воинов. Это были начальник военно-санитарных учреждений Берлина и ведущий генерал Красного Креста Берлина и провинции Бранденбург. Мы предложили им сдаться в плен. Капитан С. А. Неустроев выделяет трех воинов, которые берут пленных под охрану.

Устремляемся к рейхстагу. Рядом бегут воины полков Зинченко и Плеходанова, Огнем и гранатами прокладывают себе путь шаталинцы. Здесь все смешалось, нет четко выраженных боевых порядков. Гитлеровцы обрушивают на нас ураган огня. Но наш натиск не ослабевает. Вся масса воинов на широком фронте устремляется вперед. Вот осталось 50... 30.., 20... метров и, наконец, мы достигаем широкой лестницы, ведущей к главному входу в рейхстаг. Невероятное движение людей, возгласы, команды. Раненые зовут санитаров, сраженные пулей падают навзничь.

Лядов первым из нас подбегает к колонне и крепит на ней свой флаг. У дверей образовалась толкучка — они оказались заколоченными. Натиск большого количества людей, решивших поднажать плечами, к успеху не приводит. Солдаты приносят бревна. Лес рук подхватывает их и с разгону бьет по двери. Это сержант Бобров из группы Макова первым проявил инициативу, и она нашла всеобщую поддержку. Несколько мощных ударов -— и дверь с треском распахивается.

— Ура-а-а-а! — загремело под сводами здания.

— Победа-а-а! — несется со всех сторон.

Наконец-то мы в рейхстаге. Тут же воины Неустроева, Давыдова, Самсонова и добровольцы из группы Макова,

Здание освещается огнем пожарищ. По лестнице, мимо статуи Бисмарку, устремляемся на второй этаж, Докин, Казанцев, Лядов ищут выход на верхние этажи здания. Перескакивая сразу через две-три ступеньки, вырываемся наверх. Еще несколько витков — и нашему взору открывается купол рейхстага — тот купол, достичь которого мы так мечтали и на пути к которому теряли своих дорогих товарищей.

Сам по себе купол ничего особенного не представлял. Это металлический каркас с сохранившимися кое-где стеклами, В центре его зияла дыра — след от бомбы.

Выйдя наверх, Казанцев, Докин, Кагыкин и Стенников пробрались к скульптуре "Княгини Рундот", отыскали в крупе лошади дыру, стали укреплять наш Красный Флаг. Здесь же рядом Бобров, Лисименко и Минин из группы Макова водружают свой Красный Флаг.

Пока мы устанавливали флаги, Владимир Маков докладывал командиру корпуса генералу С. Н. Переверткину о водружении флагов над рейхстагом.

Вскоре гитлеровцы, подбадривая себя сильным автоматно-пулеметным огнем, устремились в контратаку. Укрыться было негде: мы, как на островке, Докин, Казанцев, Лященко, Кагыкин, Лядов и Цыганков, а также Бобров, Лисименко и остальные из наших групп добровольцев открыли по ним автоматный огонь. Стреляя на ходу, пробиваемся вниз.

Противник обстреливает нас. Мы кубарем валимся с лестницы: впереди заполненный до отказа нашими солдатами банкетный зал. Здание оглашается трескотней автоматов, взрывами гранат. От их вспышек помещение освещается, и мы видим, как из углов комнат, дверей и лестничных клеток ползут на нас гитлеровцы. Часть из них даже просачивается в банкетный зал. Появляются бойцы Неустроева и Давыдова и с ходу вступают в бой. Наши силы приумножились, контратака противника отражена...

Первомайский праздник мы встречали в рейхстаге, ведя упорные бои.

Благодаря тесному взаимодействию всех подразделений, умелому руководству боями в этом огромном лабиринте всевозможных комнат и подвалов мы победили. Венцом этой победы явилось водружение над рейхстагом Знамени Победы, учрежденного Военным советом 3-й ударной армии и установленного М. Егоровым и М. Кантария.

За выполнение задания высокого звания Героя Советского Союза были удостоены члены нашей группы — С. И. Докин, П. П. Кагыкин, В. Т. Казанцев и посмертно В. П. Канунников, В. Д. Зубарев. Другие воины были тоже награждены высокими правительственными наградами.

Источник: "Военно-исторический журнал" №1 1966 г.