Ну вот все и случилось — президент Керсти Кальюлайд дала зеленый свет правительству Ратаса. Коалиционный договор оказался на порядок лучше ожидаемого: в нем нет знаменитого перевода школ на эстонский и есть решение проблемы получения гражданства для детей. Оппозиция согласилась дать новому кабинету сто дней не без критики, но хотя бы без ненависти. Беда с этим правительством одна — в него входит партия EKRE, известная длинным рядом отвратительных высказываний.

Далее...



Путем нехитрой политической многоходовки ответственность за приход EKRE к власти была возложена на русских центристов, у которых вроде как была возможность проголосовать в парламенте против коалиции, но они ею не воспользовались. Это, как говорится, знает каждый – массовая информация на то и массовая.




Но не каждый помнит о том, что для получения экрэитами 19 мест в парламенте недостаточно семи голосов. Сто тысяч — именно столько граждан отдали свои голоса Хельме и компании.

А почему, собственно? Отчасти потому, что евроскептицизм стал в последние годы общеевропейским трендом. Но — только отчасти. Ведь эстонский евроскептицизм и не скептицизм вовсе. У нас протест против политического истеблишмента замешенный на ксенофобии, и удивляться тут нечему: годами внедряемая в умы идея о превосходстве коренной нации должна была рано или поздно принести именно такие плоды.

Как верно заметил, рассуждая о приемлемости коалиции с EKRE, Раймонд Кальюлайд (не когда-то там давно, а в октябре 2018-го, когда понятия ”тибла”, ”паразитирующий таракан” и ”раковая опухоль Кремля” уже прочно вошли в наш политический обиход): "Риторика, согласно которой одна нация предпочтительнее других (а другие, стало быть, как-то хуже) называется ксенофобской. И в этом смысле Партия реформ ничем не отличается от EKRE — разве что чуть более вежливой формой. Содержание абсолютно то же. /…/ Нет никакой разницы. Просто одни носят шляпы, а другие катаются на велосипедах".

И я, вы знаете, совершенно с этим согласна. Закон об иностранцах, Закон о языке, Закон о гражданстве, Закон об основной школе и гимназии — все это звенья одной цепи, на которой держится идея ассимиляции в обмен на равные права. Не интеграции, а именно что ассимиляции, потому "мы строили, строили и наконец построили" ситуацию, при которой стало прилично и возможно говорить, например, о закрытии русских садиков и школ не только в пивной, но и в парламенте и даже на "исторической встрече" с главой сопредельного государства. Приняв, отстояв и как следует укрепив комплекс дискриминационных законов, власть как бы получила моральное право проявить заботу о тех, против кого эти законы направлены: не на том вы, глупые, языке учитесь!

Мой политический стаж — десять лет. Зайца можно научить играть на барабане, а уж политика делать выводы — тем более.

Кто выкинул в помойное ведро совершенно законные ходатайства русских школ о выборе языка обучения и сделал защитников русских школ, включая меня, фигурантами ежегодника Полиции безопасности?




Кто проваливал все до единой поправки в Закон о гражданстве (смягчение требований), Закон об иностранцах (возможность получения вида на жительство для ухода за больными родителями), Закон о языке (непропорционально завышенные требования), Уголовный кодекс (криминализация разжигания розни)? которые я с упорством идиота подавала все три года работы в Рийгикогу?

Кто писал подметные письма в Комитет по петициям и собирал десанты из замещающих членов, чтобы провалить обсуждение в Европарламенте моих петиций по негражданам и по чернобыльцам?

EKRE? Как бы не так. У Хельме-джуниора еще шляпа не отросла, когда реформисты и исамаалийтчики уже вовсю бороздили просторы вселенной в поисках дополнительных аргументов в защиту своей политики — не так просто объяснить европейским экспертам, почему принцип Европейского Союза "единство в многообразии" перестает работать в зале прилетов Таллиннского аэропорта. Но им — удавалось.

И тем не менее я голосовала на правлении партии за коалицию с реформистами — риторика EKRE вызывает отторжение у каждого интеллигентного человека. Да, противники союза с EKRE остались в меньшинстве. Но все время, пока шли коалиционные переговоры, я пыталась переломить ход событий. Помимо прочего — каюсь! — ведя сепаратные переговоры. Однако всякий раз, задавая реформистам вопрос, что получит русский избиратель, если я последую призыву и приду в Рийгикогу, чтобы нажать на красную кнопку, я получала один ответ: может то, а может это, но сначала надо все же проголосовать. В результате к концу второй недели диалоги сократились до:

— Ну как, вы готовы?
— Утром деньги — вечером стулья.

А к началу третьей сложилась и картинка светлого будущего:

Русские центристы идут в парламент и, расколов фракцию, садятся под окно (в зале Рийгикогу там сидят внефракционные депутаты). Кая Каллас формирует коалицию с соцдемами и Исамаа. В оппозиции остаются EKRE, центристы и русские ”подоконники”. Коалиция быстренько устанавливает срок перевода школ на эстонский и ни на йоту не уступает в политике гражданства. В чем выигрыш для моего избирателя? В том, что по-прежнему предлагая русскому равные права в обмен на ассимиляцию, его публично не назовут чертовой тиблой? Маловато будет…

Мой отец 1935-го года рождения приехал в Эстонию в 1956-го году, женился на моей маме и проработал всю жизнь на заводе имени Пеэгельманна. Имеет двух дочерей, шесть внуков, трех правнуков и серый паспорт: эстонским не владеет. И уже не выучит, к сожалению — в данный момент Игорь Алексеич лежит под капельницей в больнице скорой помощи. Зато по-прежнему изъясняется на русском и русском матерном, причем тем и другим (военное Замоскворецкое детство, да) владеет в совершенстве. Так вот именно он научил меня простой истине: брань на вороту не виснет. А виснут — реальные дела, вроде тех, которым посвятили свое политическое прошлое отдельные политики и целые партии, в одночасье сделавшиеся белыми и пушистыми на фоне новой коалиции. Вот как тот же Кристен Михал, перед местными выборами в Таллинне ратовавший за коалицию с EKRE.




Однако если моя партия в составе коалиции или лично я сумеем исправить хотя бы малую часть того свинства, которое наша политическая элита успешно претворяла в жизнь четверть века, мне честно без разницы, как меня назовут — кремлевским тараканом или лицом, подрывающим основы государства. То и другое — грязная ложь, но в первом случае это хотя бы сразу видно.