В очередной рубрике «Личный опыт» в еженедельнике «МК-Эстония» хирург-ортопед рассказал, почему дежурство в травмопункте – это дурдом, почему он стал брать конверты от пациентов и почему очереди на операции порой надо ждать так долго. Далее...

Выбор профессии

Я хирург-ортопед. Тот самый, который в классическом восприятии ассоциируется исключительно с ногами. Однако это не совсем так. На самом деле «общие» хирурги занимаются исключительно брюшной областью. Тогда как хирурги-ортопеды как раз занимаются всевозможными костно-скелетными травмами.




На хирургию я шел осознанно – со школы увлекался биологией и химией. Отучился шесть лет на общем отделении, затем еще пять на специализации, итого – 11 лет. У хирургов специализация самая долгая. Семейные врачи, радиологи и терапевты учатся всего три года. Правда, я не жалею, работа классная.

У меня работа зависит от дежурства: либо дежуришь в травмопункте, либо в больнице.

Смены длятся либо 12, либо 24 часа, и за это время мы успеваем вымотаться как собаки. Пациентов очень много, у всех свои жалобы и травмы, и всем нужно уделить внимание и время. Самые тяжелые периоды – это выходные дни и всевозможные праздники. На нас обрушивается просто шквал – у всех же есть руки и ноги, которые можно и сломать, и ушибить, и обжечь. Хит гололеда - перелом лучезапястного сустава. Он так и называется: перелом лучевой кости в типичном месте.


Травмопункт – это дурдом

Дежурство в травмопункте – это дурдом. Не в плане организации работы – тут как раз проблем нет, и бригады работают профессиональные. Бардак в количестве пациентов – на полумиллионный город работают всего два серьезных травмопункта. Люди часами сидят в очередях. И проблема не в какой-то бюрократии, когда врачам якобы приходится заполнять кучу формуляров.

Дело в том, что вся амбулаторная система была когда-то развалена и с тех пор функционирует кое-как. Поэтому к нам обращается очень много так называемых нецелевых пациентов, которые могли бы спокойно пойти к семейному врачу, а затем к специалисту. Но когда ожидание растягивается на месяцы, они рвутся к нам в надежде поскорее узнать диагноз и получить лечение.


Об очередях

Что творится в приемной травмопункта – отдельная история. Вызовы полицейского патруля регулярны: кто-то обязательно с криком, матом и скандалом, а то и дракой, рвется на прием. Очень часто приходится сдерживаться изо всех сил, особенно когда знаешь закономерность: громче всех орут те, у кого реальных проблем нет. Те, кому действительно плохо, сидят тихо.

Вот случай совсем недавно был. В очереди больше десяти человек. Мы зашиваемся. Мужчина привозит свою престарелую маму, которая пару недель назад упала и ушибла грудную клетку. К семейному врачу они не ходили – зачем? Не прождав и десяти минут, мужчина в момент, когда мы ставим пациенту гипс, распахивает двери операционной и начинает на всех орать. И что врачи сволочи, и что о людях не думают, и что мама умирает.

В общем, чтобы не набить ему морду, я пошел за заведующим. А тот не нашел ничего лучшего, как принять скандалиста вне очереди.

С одной стороны, а что еще оставалось делать? С другой – мы все были как оплеванные. Но хуже всего то, что мужчина понял, что ором и хамством можно получить услугу вне очереди.

А ведь в травмопункте пациент до приема у врача попадает к триажной сестре, которая определяет состояние больного и решает, к какому специалисту его направить, а заодно ставит и приоритетность состояния. У той «ушибленной» дамы был «зеленый цвет» - ничего критичного. Она, по правилам, могла ждать в очереди до трех часов.

Ждать пациентам приходится еще и тогда, когда нас экстренно вызывают на какой-то сложный случай – у пациента, например, большая рана, или с аварии привезли пострадавших. Наверное, тут не нужно объяснять приоритетность. Но, конечно, стараемся как можно быстрее всех принять.


О простом, но сложном

Иногда бывает так, что случай, казавшийся на первый взгляд простым, куда сложнее. Один раз ко мне на прием в травмопункт пришла бабушка – упала две недели назад, теперь что-то ноге больно. Естественно, первый вопрос: что ж вы, бабушка, две недели делали? И с чего вдруг решили поздно вечером явиться к нам? У нас работы по горло, шли бы к семейному. Тем не менее, отправляю на рентген и обалдеваю. У старушки перелом бедра. Такое бывает – иногда люди с переломом шейки бедра могут ходить и в инвалидное кресло усаживаются не всегда. Все зависит от самого перелома и грамотных действий врача. В тот раз нам повезло.




О стрессе и конвейере

Дежурство в больнице начинается с собрания. Смотрю рентгеновские снимки, разговариваю с заведующими отделениями – сколько больных, что с предыдущих дежурств. Затем получаю на руки лист со списком неоперированных больных: и по отделениям, и тех, кого нужно вызвать из дома. Потом составляется план. Первыми оперируются те, кто лежат в стационаре, и те, кто дольше всех ждет. Но еще есть и другой приоритет: если с одинаковой проблемой лежат бабушка и молодой человек, то первой прооперируем бабушку.


Затем обход по отделениям – визуальный контакт с больными очень важен.

Нужно оценить состояние, понять, что из себя больной представляет, а иногда даже отказаться от операции – часто переломы можно лечить и без этого. Конечно, срастется не так красиво, но, скажем, если передо мной пациент со сломанной рукой и диагнозом «шизофрения», то мы его, скорее всего, оперировать не будем.

В идеале по отделениям должен пройти и анестезиолог, ему тоже важно оценить состояние пациента. Но так бывает не всегда. Иногда из-за нехватки времени он появляется лишь непосредственно перед операцией. Мне это не нравится – стиль работы столичных больниц перегружает хирургов, работа становится конвейерной, личный подход почти стерт. Сплошной стресс: ты приходишь на работу, а тебя в списке с предыдущего дежурства еще с десяток неоперированных ждут.

Нагрузка у наших врачей колоссальная. Например, у нас на каждого хирурга в день приходится по 3-4 операции, причем довольно долгих, в среднем по полтора часа. На Иванову ночь я подряд сделал семь операций...


Об идиотизме

Почти все случаи в травмопункте – результат глупости. Многое связано с алкоголем. Лампочки в рот на моей практике не засовывали, зато всевозможные находки в заднем проходе – типичная вещь. И ведь отмазки... То один в душе на зубную щетку упал, то второго в секс-шопе фаллоимитатором зацепило. Помню, один раз пациент три часа сидел в приемном покое с этой игрушкой в прямой кишке. Стеснялся. Зашел, когда терпеть уже стало невозможно – говорит, вытащите, а то вибрирует.


О коллегах и друзьях

Медики в своем кругу ужасно любят поговорить о медицине. У многих супруги тоже медики, так что обсудить дома какие-то интересные случаи, а то и поспорить до ссоры – запросто. А вот в компаниях, когда узнают, что есть медик, туши свет. Обязательно кто-то подойдет и начнет выпытывать – а вот у мамы тут болит, там колет, какой может быть диагноз?


О зарплате и заработке

Если пахать в одну смену, получится примерно полторы тысячи евро. Но с учетом нагрузки и ответственности – это совсем немного. Поэтому многие ищут возможность подработать. Кстати, конверты от пациентов – вовсе не миф. Я поначалу категорически не хотел их брать, пока старший коллега не изрек простую вещь: пациенты так хотят сказать спасибо. И, отказываясь, мы их обижаем.

Но у меня есть два святых правила.

Я никогда не беру денег перед операцией, только после окончательного выздоровления,

если пациент действительно хочет выразить так благодарность. И второе – никогда в жизни не возьму денег у пенсионеров. Это табу.


О жалобах и благодарностях

Пациенты – народ капризный. Жаловаться любят на все подряд. И на боли после операции, и на солнце неяркое, и на швы кривые...




Был такой случай: пациенту откусили ухо, причем откушенный кусок оказался съеденным. Сделал, что мог, зашил красиво и аккуратно. А пациент страдает – куска уха-то нет. Предложил ему в качестве компенсации отрезать симметричный кусок у второго уха. Так отказался ведь.

Но, правда, и благодарят часто. Это очень приятно, когда после операции и реабилитации пациенты приходят и говорят: доктор, спасибо! Это самое главное в нашей работе.


mke.ee