Юбилей победы – в какой войне?

Канцлер ФРГ Герхард Шредер в прошлом году был почетным гостем празднования 60-летия союзнической высадки в Нормандии, а в нынешнем – юбилея победы на Красной площади в Москве. Многие полагают, что это присутствие и почет, оказанный представителю некогда побежденной стороны, означают настоящее и безвозвратное окончание войны. Но есть и такие, которые сомневаются – в первую очередь в Центральной Европе.

Далее ...



Празднование 9 мая в Москве, после того, как все остальные отпраздновали 8 мая, привлекает внимание к укоренившимся расхождениям в номенклатуре войн XX столетия, которые, в конечном счете, касаются не только номенклатуры.

Войну 1914-1918 годов ее участники традиционно называли, а порой называют и по сей день «Великой» - за исключением России, в истории которой она, хоть и была поистине катастрофической, отодвинута на место увертюры к еще более катастрофическим событиям, и в советском варианте истории стала просто «империалистической».

Новая война, разразившаяся 1 сентября 1939 года (в Азии отсчет ведется от 7 июля 1937 г.), получила название Второй Мировой, но Советский Союз и здесь сделал для себя исключение. Название для новой войны не сложилось стихийно, как это обычно бывает, а было придумано, хотя автора теперь не установишь, и с 1941 года война именуется Великой Отечественной. Название имело целью мобилизацию патриотизма и было ссылкой на войну 1812 года, справедливость которой никто не подвергал сомнениям.

У этой войны – иные даты, чем у Второй Мировой. Она отсчитывается от начала вторжения немецких войск на территорию СССР 22 июня 1941 года, а датой окончания считается 9 мая 1945 года, хотя Германия капитулировала 8 мая. Именно 8 мая отмечается во всем мире как день победы в Европе, но не в войне – Вторая Мировая война закончилась капитуляцией Японии 14 августа. В этой связи интересно, какой смысл вложил Президент России Владимир Путин в произнесенные им на Красной площади слова: «Мы никогда не делили победу на свою и чужую», явно предназначенные для ушей бывших союзников.

Такая практика вполне обычна для национальной истории практически любого государства – в конце концов, каждому ясно, что Отечественная война 1812 года была частью так называемых «наполеоновских войн», и школьные учебники, в том числе советского времени, не делали из этого секрета. Вот только в случае Великой Отечественной войны этой ясности никогда не было и нет до сих пор – реальная перспектива Второй Мировой, частью которой она была, до сих пор отсутствует.

Советский Союз не вступил в войну 22 июня 1941 года. Почти за два года до этого, 17 дней спустя после начала Второй Мировой войны, он ввел войска в Польшу – не для отражения нацистской агрессии, а с целью оккупации территорий, предусмотренных пактом Молотова-Риббентропа. 30 ноября он вторгся в Финляндию, начав так называемую «войну с белофиннами», которая тоже завершилась территориальной аннексией. Эти эпизоды не вписываются в историю Великой Отечественной.

Но проблема не только в таких эпизодах, а в том, что перспектива вообще уничтожена. Советских школьников учили, что Советский Союз одержал в войне не просто решающую победу, а фактически единоличную. Союзники, мелькавшие на заднем плане, были известны в первую очередь тем, что всячески затягивали высадку в Нормандии, и цели этого затягивания были, согласно учебникам, довольно неприглядными.

В этом смысле с тех пор мало что изменилось. Вполне естественно, что каждая из стран – участниц конфликта склонна преувеличивать свою роль в нем. Тем не менее, на Западе практически каждый образованный человек, имеющий общее понятие о войне, в состоянии назвать по крайней мере одну битву на территории Советского Союза – Сталинградскую, конечно, которая была во многом решающей. Но вряд ли в России, если исключить специалистов, у кого-либо вызовут исторические ассоциации названия Гвадалканал, Иво-Дзима или Окинава. Войны разных народов, из которых, собственно, и складывается Вторая Мировая, в действительности до сих пор не слились в одну. Вот, к примеру, что написал в эти дни на страницах Wall Street Journal видный американский военный историк и консервативный политический обозреватель Виктор Дэйвис Хэнсон:

«Ревизионисты склонны сегодня относить львиную долю победы союзников над Гитлером на счет Советского Союза, который, вероятно убил двух из каждых трех [погибших] солдат Вермахта. Но, в сравнении с англо-американцами, русские вели войну на одном фронте. Они не вторгались в Италию и Северную Африку и оппортунистически напали на уже побежденную Японию лишь в последние дни войны. Кругосветная антисубмаринная кампания, стратегические бомбардировки дальнего радиуса, массированная тыловая поддержка – все эти операции, жизненно важные для успеха союзников, были за пределами возможностей монолитной российской державы. Американцы и британцы прошли от продуваемых ветром и трудных для снабжения берегов Нормандии в сердце Германии – на некоторых маршрутах примерно то же расстояние, что и от Москвы до Берлина – примерно за четверть того времени, которое понадобилось… Красной Армии, чтобы пройти Германию».

Тем, кто воспитан на российско-советской версии войны, эти строки вполне могут показаться шокирующими, но интересней было бы понять, что об этом думают, в России же, военные специалисты, преподаватели академий. В конце концов, война на Тихом океане была крупнейшей морской войной в истории, и в то же время, судя по всему, последней, а высадка союзных войск в Нормандии тоже была во многом беспрецедентна. Эти операции можно анализировать либо с профессиональной точки зрения, либо с патриотической, и не во всех странах они, по-видимому, совместимы. Правда, Президент Путин в уже упомянутом выступлении с благодарностью отозвался о «помощи» союзников, но и это не выправляет трактовку полностью: с точки зрения многих из союзников, например Великобритании, речь шла не просто о помощи, которая, конечно же, оказывалась Советскому Союзу конвоями в Архангельск, а о собственной войне до победного конца, о жизни и смерти.

Один из самых запутанных узлов Второй Мировой войны – это Восточная Европа, большинство стран которой после победы поменяло одно иго на другое. Балтийские республики были просто включены в состав Советского Союза, в Польше были сфальсифицированы выборы, в Чехословакии произошел при советской поддержке коммунистический переворот, а Греция и Турция тоже балансировали одно время на грани поглощения возникающим коммунистическим лагерем. Эти проблемы немало подпортили загодя планируемые московские торжества – руководители Эстонии и Литвы отказались в них участвовать, применив не слишком дипломатичные формулировки. Президент Латвии Вике-Фрайберга Москву посетила, но она тоже разделяет претензии своих прибалтийских соседей к России, требующих от нее признания вины и ущерба.

Особые проблемы – у самой крупной страны Центральной Европы, Польши, президент которой, Александр Квасьневский, после долгих колебаний все-таки решил Москву посетить. Но у него тоже есть своя повестка дня в связи с этим визитом, причем довольно напряженная. Речь идет о катынской трагедии – массовой казни цвета польской интеллигенции и офицерства в годы войны. Эти люди были захвачены в ходе советской оккупации Польши и интернированы в концентрационных лагерях на территории России, а потом в массовом порядке казнены. Самая крупная партия, около 4-х тысяч человек, была расстреляна у Катыни в Смоленской области, а всего, по крайней мере по польским данным, жертв было 22 тысячи человек.

Интервью, данное Квасьневским газете Rzeczpospolita накануне отлета в Москву, было практически целиком посвящено проблеме Катыни и признания Россией своей вины. Впервые сведения о Катыни появились в российской печати на заре перестройки, и было учинено расследование, но в конечном счете Россия объявила, что расследование закончено, реальных виновных не нашла и подтвердила лишь менее тысячи жертв. При этом она отказалась предоставить Польше большую часть документов следствия, сославшись на их секретность. Главный же конфликт состоит в том, что Россия отказалась признать Катынь геноцидом.

Тут, по словам Квасьневского, Россия загнала себя в ловушку, которую сама же и выставила. Дело в том, что захоронения были впервые обнаружены нацистами в период оккупации и показаны в документальной ленте о зверствах коммунистов. Россия тогда же возложила вину за расстрел на самих немцев, а на Нюрнбергском процессе советский обвинитель потребовал, чтобы этот акт был квалифицирован как геноцид польского народа. Теперь же, когда истинный виновник очевиден, она хочет приуменьшить масштабы трагедии и изменить состав преступления.

Список проблем, оставленных войной, этим не исчерпывается, потому что страны, подпавшие под советское господство, в свою очередь имеют скелеты в шкафу – изгнание и экспроприация этнических немцев в Чехословакии и Польше, о чем лишь с недавних пор заговорили с известной долей откровенности и объективности, а также проблема ветеранов СС в балтийских странах, принявших в свое время сторону одного зла в борьбе с другим. Выступая в Риге, Президент США Джордж Буш говорил о традициях несправедливости, восходящих к Мюнхену, акту Молотова-Риббентропа и Ялте. Упоминанием Ялты он, по мнению многих, признал и долю вины Америки в нелегкой судьбе послевоенной Европы. Победа станет окончательной тогда, когда к этому признанию присоединятся другие.

Алексей Цветков.
http://www.svoboda.org