Я умерла абсолютно здоровой. Встала в субботу пораньше, приняла душ, надела по русской традиции чистое белье и поехала умирать на ВДНХ. Ехать туда было совсем не страшно. Потому что, хотя мне и говорили, что на сеансах танатотерапии умирают по-настоящему, я понимала, что все это понарошку и через несколько часов я точно так же пойду мимо этих заросших могилок местного кладбища и буду живее всех живых.
Сразу объясню. В Москве есть место, где каждый день умирают люди. Вы, конечно, возразите, что таких мест в Москве неограниченно много. Но мое место особенное, и люди в нем умирают, достигнув реального максимального расслабления (которое возможно только в первые мгновения после окончания жизни), а потом оживают в чутких руках психолога Владимира Баскакова. Он телесно-ориентированный психотерапевт. До этого долго занимался пантомимой, гимнастикой, восточными единоборствами. А несколько лет назад разработал танатотерапию, которая учит человека правильно умирать. Метод интересен тем, что до него не додумался ни один народ в мире, кроме русского. Дело в том, что умирание -- это процесс максимального расслабления. Естественная смерть сопровождается пассивностью, сниженным или вовсе отсутствующим сверхконтролем. Постепенно происходит торможение всех механизмов жизни и наступает для организма полный отдых -- смерть.

Русские люди, особенно русские мужчины, -- одна из самых скрытных наций. В том смысле, что самоконтроль у русских людей обострен и эмоции в неизмененном сознании мы прячем очень глубоко. Поэтому так популярно и так неискоренимо у нас пьянство -- один из доступных и необходимых способов выплескивания накопившихся эмоций, как негативных, так и позитивных.
Товарищи! Мне, русскому человеку, умирать было очень сложно. Во-первых, мы привыкли, что мертвые люди лежат как-никак в гробу, кругом свечи горят, люди плачут. А вот без антуража как-то сложно. Процесс моего умирания происходил в маленькой пустой комнатке с наглухо задернутыми шторами. Я лежала на спине, ощущая мягкий коврик, и слушала медитативную музыку. В полумраке Владимир Баскаков был похож на шамана, склонившегося над приготовленной жертвой. Мне было предложено раскинуть ноги и руки в виде звезды и максимально расслабиться и быть готовой к тому, что мне сделают «смертельно приятно».
Насчет поз у Владимира Баскакова есть своя теория. Он говорит, что дети спят в позе покойника. У них раскинуты руки и ноги, ладошки повернуты наружу, рот раскрыт, а голова откинута назад. Это поза максимальной открытости и расслабления. Когда мы имеем дело с настоящим покойником, мы стараемся придать ему вид живого человека: связать руки и ноги, подвязать челюсть, закрыть глаза. Танатотерапевты велят своим пациентам делать наоборот -- иначе не умрешь.
Я максимально раскинулась, благо в джинсах была, и приготовилась отправиться на тот свет. Это не шутка. Многие пациенты после сеансов утверждают, что настолько «умерли», что видели и туннели, и свет, и самого Господа Бога. Я, признаться, ничего этого не увидела, потому что полного расслабления не вышло. Под музыку мастер прикасался к разным частям моего тела, пытаясь снять напряжение и отключить самоконтроль. Но самоконтроль от этого только увеличивался. Внезапно, когда я уже совсем потеряла надежду «умереть», по мне разлился холод. Настоящий холод от кончиков пальцев распространился по всему организму так, что меня начало колотить. Но дальше этого пока не пошло. Возможно, за два-три сеанса танатотерапевт и сможет расплющить меня так, что перестану себя чувствовать, но пока, увы, мой контроль на месте. После сеанса смерти я очень долго не могла отогреться, хотя в «ритуальной» комнате было тепло. Но почему-то само ощущение, что я немножко начала «умирать», не вызывало больше страха. Я уже знала: чтобы тело реально ощутило процесс умирания, нужно около часа и хотя бы 50 долларов.
Пока я отходила, к доктору пришли следующие пациенты. Обычно к нему ходят очень солидные бизнесмены, чтобы излечиться от страха смерти, или от бессонницы, или просто максимально расслабиться и отдохнуть. Противопоказаний для смерти ни у кого нет.
Танатотерапия создавалась как чисто психологическая практика, избавляющая людей от страха смерти, помогающая умирающим и тем, кто за ними ухаживает. Но в результате специалисты увидели терапевтический эффект для живых.
Американский психотерапевт Элизабет Кюблер-Росс много лет занималась помощью умирающим. Она выделила несколько стадий отношения обреченного человека к смерти. Первая -- отрицание. Онкологический больной получает результаты гистологии, которые говорят о том, что жить ему осталось несколько месяцев, и... строит планы на годы, игнорируя свою смерть.
Дальше следует агрессия, человек возмущается: почему я? Хочет отомстить всему свету. Известно, что больные СПИДом иногда хотят заразить как можно большее количество людей, чтобы отомстить за свое горе.
Потом начинается стадия торга. Больной вступает в переговоры о продлении жизни, обещает быть послушным, принимать лекарства. Думает: если я буду жить так, словно ничего нет, то, может, ничего и не случится.
Затем приходит депрессия. Человек переживает боль расставания с близкими, отчаивается, отрекается от жизни и наконец чувствует себя готовым к смерти.
И тогда приходит огромное облегчение. Принимая неизбежность смерти, человек получает свободу жить. В преддверии смерти у человека изменяются жизненные приоритеты, он отказывается от тривиальных ценностей, стремится к более глубокому контакту с близкими. Обреченный человек обостренно переживает жизнь, природные явления кажутся ему очень значимыми. Человек больше не откладывает удовольствия на потом и вместе с тем легко отказывается делать то, чего не хочет. Он избавляется от страхов, легче рискует.
Танатотерапевты говорят, что прикосновение к смерти позволяет установить максимально полный контакт со своим жизненным энергетическим ресурсом, активизировать целительные биологические реакции. Игнорирование смерти -- это лишение себя колоссального источника энергии.
Перерождение после смерти очень интересует психотерапевтов, ведь это удобно: умри -- и избавишься от всех личностных проблем. Танатотерапевты позволяют людям кардинально изменить свою жизнь, не рискуя ею, не умирая по-настоящему.
Кроме того, есть люди, которые подсознательно стремятся к смерти. Многие случаи суицидальных наклонностей танатотерапевты объясняют стремлением пережить сильный всплеск энергии. Временное умирание позволяет таким людям ощутить жизненный всплеск без непосредственного акта самоубийства.
-- Вспомним наш замечательный русский бизнес, который не представляется без смерти, -- говорит Владимир. -- «Новый русский» все делает с вызовом, везде ищет адреналин. Когда такие люди приходят к нам, мы предупреждаем: смотри, может, после наших сеансов у тебя вообще интерес к твоему делу пропадет. Бизнесмены очень трудно расслабляются, постоянно контролируют себя. Первые несколько сеансов -- это просто смертный бой для них, зато потом идет колоссальный прорыв.

СМЕРТЬ ВХОДИТ В МОДУ

По результатам опросов независимого исследовательского центра РОМИР, практически 20% россиян считают, что высшее счастье -- это безопасность. А потом уже всякие там любовь, дружба и идеи. Страх смерти -- самый сильный и древний страх. Практически все психические расстройства происходят из-за фобий. Взрывное количество психологов и психоаналитиков появляется там, где ужас смерти из подсознания выходит сначала в сознание, а потом перетекает в быт. Становится неотъемлемой частью повседневной жизни. Приводит к тому, что люди, как вечнозимующие пчелы, забиваются в квартиры и боятся выходить из-за своих тяжелых металлических дверей. Потому что за ними ждет внезапная смерть.
Каждую секунду на земле умирают три человека. Если по необъяснимой случайности смерть со своими темпами сконцентрируется на Москве, то через месяц не будет никакой Москвы. Человеческая смертность набирает обороты и прогрессирует не хуже генной инженерии или разработок в области хайтека. Но генную инженерию и разработки наукоемких технологий мы чаще всего принимаем, даже если они нам неприятны, потому что без них человечество не сможет развиваться дальше.
Постепенно такая же ситуация сложилась и с отношением к смерти. Психологи заявляют: если мы не хотим тиражировать с каждым годом все более тяжелые неврозы, необходимо выработать новую доктрину смерти, изменить массовое сознание. Смерть должна стать столь же нормальным, естественным событием, как простуда. И человек должен бояться смерти не больше, чем ежедневного сна, который является тем же самым небытием.
На протяжении долгих столетий «концепция смерти» заключалась в том, что смерть -- это другая жизнь. Действительно, легче представить себя даже в аду, на большой тефлоновой сковородке, чем думать о собственном исчезновении. Экзистенциализм принес ужасающую пустоту. Размышлениям о смерти стал сопутствовать не очистительный катарсис, а страх и трепет, подавляющий волю.
Но, если мы хотим остаться психически полноценными, нам нужно обращать внимание не на количество смертей вокруг нас, а на их качество. Умирать ведь тоже нужно уметь. Смерть добровольная и осознанная, принимаемая свободно, без всякой тотальной необходимости, есть благо. Человек умирает не тогда, когда должен, а только когда может. В конце концов что есть ад? Ад -- это вечность. Вы хотите в ад? Тогда вам придется умереть.
Сегодня тема смерти, умирания, самоубийства стала такой же привычной, как тема долга в эпоху Корнеля. Она стала доступна массовому потребителю, и это нормально, это соответствует новой концепции смерти.
Из необходимости толерантного отношения к смерти в середине XX века появилась танатология -- наука о смерти. Все чаще организовываются научно-теоретические и научно-практические конференции, семинары, философские, литературные и художественные акции, появляется масса научных и далеко не научных изданий.
Не нужно прятать смерть. Она должна быть в кино, в театре, в цирке, на детских представлениях. Но и отношение к ней должно быть спокойным, без взрыва эмоционального негатива. Кому-то может показаться, что это равнодушие. Но это как раз самая высшая чуткость, которая сохранит психику для дальнейшего продолжения рода.
По сути, мы возвращаемся в самую древность, в первобытно-общинный строй, когда смерть была естественным звеном развития и воспринималась людьми естественно. Стоило ли проходить многовековой путь, чтобы опять оказаться в начале? Кому-то покажется, что не стоило. А кто-то полагает, что мир развивается по спирали.

Ольга КАПИТАНЧУК

MEMENTO MORI... Я думаю, писать о смерти должен тот, кто прошел через нее. Я, можно сказать, умирал трижды. Не хотите ли ознакомиться с плодами моих опытов? В своих попытках отправиться на тот свет я, как и положено, прошел путь от трагедии до фарса. Первый раз это случилось в детстве, лет в 14. Влюбился я в девочку 12 лет в нашем тбилисском дворе. Но вместо проявлений нежности стал ее бить и обижать -- так, мне казалось, было мужественней и «по-кавказски». Реакция девочки была адекватной, и я решил покончить с жизнью, оскорбленный ее невниманием и неблагодарностью. Поскольку я увлекался химией, сам приготовил сильный яд, отвесил смертельную дозу, развел в вине и выпил. А потом и весь остаток залил в рот. Чтоб добро не пропадало, видимо. Эта жадность и спасла меня, так как шок наступил немедленно, до полного всасывания яда. Я едва успел забежать в комнату из кухни, где занимался суицидом, и сообщить маме, что именно выпил. Помню совершенно безбольное падение назад, удар затылком по полу, необычайно яркий прямоугольник окна на темной стене и высокий -- до неба -- пирамидальный тополь в окне. Далее события разворачивались так. Когда мама с криком: «Помогите!» -- выбежала во двор, там Тамара Ивановна Цагарели уже отчитывала любовника нашей соседки, приехавшего к своей пассии на автомобиле «Москвич-401». Советские машины были тогда в диковинку -- шел 1954 год, -- и неудовольствие домуправа, скорее, было вызвано необыкновенным богатством любовника, нежели его моральным обликом. Узнав о причине маминого крика, Тамара Ивановна велела незадачливому любовнику срочно везти «ребенка» в больницу, а сама села рядом с водителем. Больница скорой помощи находилась метрах в пятистах от дома, и, таким образом, через десять минут после приема яда меня уже начали обрабатывать специалисты. Вот тогда-то я впервые и увидел себя со стороны -- как бы из угла комнаты. На койке, покрытой бежевой клеенкой, безжизненно лежит худенькое тело, которое врачи со всех сторон чем-то тычут: шлангами то ли в рот, то ли в нос, иглами шприцов куда-то в середину тела. Суетятся, в общем. Ни боли, ни чувства опасности или другого ощущения -- только беспристрастная, молчаливая картинка. Такое «видение» себя со стороны потом было у меня несколько раз -- во время сильнейших стрессов. Наконец тело мое стало стремительно приближаться ко мне, иначе говоря, становилось все крупнее и крупнее, «точка зрения» вдруг перевернулась на 180 градусов -- и надо мной снова появилось сияющее окно с пирамидальным тополем на фоне темной стены. Через несколько секунд окно поблекло, превратилось в тусклую больничную стену, а тополь -- в тревожное лицо красивой молодой врачихи (ее фамилию я до сих пор помню -- Горгадзе). Последовали крепкие грузинские ругательства, и меня потащили в палату. Неделю я харкал и мочился кровью, потом вылечился и очень удивлялся, как же я мог решиться на такое. Тогда не бытовало понятия «клиническая смерть», но в больнице мне сказали, что привезли уже неживого. Второй раз я покусился на свою бесценную жизнь в городе Тольятти, куда я в 27 лет поехал строить для вас коммунизм. Коммунизм имел вполне материальное воплощение в виде Волжского автомобильного завода. Поселили меня в женское общежитие (в мужском мест не оказалось), дав отдельную комнату на втором этаже. Я был страшно одинок, сильно тосковал по родному солнечному Тбилиси и не понимал, зачем я очутился в этом мрачном степном краю и на кой вообще ляд мне сдался этот коммунизм... Еще меня почему-то доводил до безумия звук хлопающих по голым пяткам шлепанцев незнакомых «сожительниц», снующих по коридору мимо моей комнаты. В один из дней я немного выпил, лег спать в пять часов, а проснулся в девять вечера. Это было страшной ошибкой. Так никогда нельзя поступать. Спать уже не хочется, а впереди ночь, тоска, пустая комната в общежитии... Сумерки. Я снял со своего старого кожаного пальто пояс, взобрался на подоконник, завязал узлом конец пояса на трубе водяного отопления, проходящей высоко по стене. При этом на другом конце пояса, где пряжка, образовалась петля. Я сунул голову в эту петлю и прыгнул с подоконника. Я бы не сказал, что повешение -- смерть мучительная, мне так не показалось. Ведь повешение -- это не удушье (особенно если хорошенько вдохнуть перед этим), а просто пережим сонных артерий и мягкая потеря сознания. И тут повторилось то, что я уже испытывал в больнице. Из верхнего угла комнаты мне было видно мое тело, лежащее на полу лицом вниз, с оборванной петлей на шее (пояс был сшит из кусков кожи, и под нагрузкой постепенно распался, и я грохнулся на пол). Внезапно дверь открывается, входит молодой человек. Он наклоняется над телом, переворачивает его на спину и, сообразив в чем дело, снимает с шеи петлю. Потом он начинает какие-то манипуляции над телом, видимо массаж сердца или искусственное дыхание. И как тогда в больнице, расстояние до лежащего тела стало стремительно уменьшаться, «точка зрения» перевернулась на 180 градусов, и я увидел взволнованное лицо соседа надо мной. Видя, что я задышал, сосед помог мне подняться, посадил на кровать, дал воды. Он сказал, что живет подо мной и поднялся ко мне из-за грохота (это рухнуло на пол мое бездыханное тело). Затем пригласил к себе в гости, сказав, что у него в комнате есть водка. Я был спасен... Казалось, ничто в моей жизни больше не заставит меня повторить попытку. Но, как говорится, зарекалась свинья на помойку не ходить... Третий и последний случай произошел в день моего тридцатипятилетия -- 6 октября 1975 года. Я был в командировке во Львове, где подписывал процентовку по научной работе. Я был совсем один в день рождения! Целый день шел дождь, мне не с кем было выпить, и я, естественно, решил повеситься. Поскольку билет на киевский поезд был уже куплен, я пришел-таки на вокзал, отправил процентовку в бухгалтерию почтой (люди не виноваты, деньги свои должны получить!), купил две бутылки портвейна и пошел к забору вешаться. Одну бутылку я выпил по дороге. Пояс на сей раз был добротный, крепкий. Я вынул его из брюк, залез на изгородь, привязал пояс петлей вниз за ветку дерева. А потом взгляд мой упал на вторую бутылку. Елки-палки! Не пропадать же добру! Я засосал бутылку из горла и... Чего-то так захорошело мне. Я сразу расхотел вешаться, и в этот момент раздался свисток поезда. Моего поезда, он уже уходил без меня в Киев! Я попытался сорвать пояс, ничего не вышло, и я, придерживая одной рукой падающие штаны, а другой портфель, побежал за поездом и успел в него вскочить. Сразу заснул на своей полке. Киев встретил меня сияющим солнцем и хорошей погодой. Я опять подивился своему висельному вчерашнему настроению и пошел гулять по городу. Кстати, приезжая потом во Львов, я не раз ходил на экскурсию к тому вокзальному пустырю и смотрел на свой ремень. Уверен -- он и теперь еще там висит памятником моей глупости. В общем, после третьей попытки я стал интересоваться смертью только теоретически, а экспериментальные попытки прекратил. Потому что узнал о смерти много интересного и важного. Я уж не говорю о «Тибетской книге мертвых», которую должен прочесть каждый, оказывается, и европейская традиция и история также дают много почвы для размышлений о самой великой загадке на земле -- загадке смерти. Римляне были умными людьми... Memento mori -- Помни о смерти! А для чего? Для какой надобности помнить о самом печальном и горестном, о неизбежном конце всего?.. Но этот вопрос неясен только тем, кто из всех жизненных ценностей «выбирает пепси». Для мудрых же людей -- он не стоит. Помнить о смерти надо. Стремиться туда -- ни в коем случае! Не стоял этот вопрос для римлянина Муция, который, чтобы показать свое презрение к боли и смерти, положил правую руку в горящий очаг и спокойно беседовал с врагами, пока рука не истлела до кости. За это он и получил прозвище Сцевола, что означает левша. А великий вольнодумец Вольтер? Когда близкая смерть начала мучить его нестерпимыми болями и врачи хотели при помощи наркотиков обеспечить ему легкий конец, Вольтер от обезболивания отказался, сказав, что хочет принять смерть, как положено человеку. Чем же так притягательна смерть, что мудрые так спокойно шли на нее? И почему в то же время человеку нельзя искусственно прерывать жизнь, даже если смерть ему все равно не страшна? Чтобы ответить на этот совсем не простой вопрос о смерти, нужно знать, что такое жизнь. Послушайте по этому поводу мнение человека, который три раза умирал, точнее, пытался умереть. Как и большинство ученых-механиков, я считаю, что весь мир, в том числе и разумная жизнь, создана по некоему продуманному плану. Кем? Философы используют тут термин «Абсолютный Дух», народные массы -- «Господь Бог», атеисты -- «Природа». И этот самый Создатель не позволяет «потеряться» ни одному атому вещества во Вселенной. А душа человека, на мой взгляд, является «атомом» духовного мира. Раз она реально существует, значит, у нее должны быть какие-то свойства. Например, свойство неделимости. Я полагаю, что душа, как и любой материальный квант, неделима -- «полдуши» не бывает! Стало быть -- как из квантов мир -- из атомов-душ должны складываться какие-то более сложные конгломераты. Какие еще свойства у души? Она, естественно полагать, вечна, как тот же атом. Ничего в этом мире не теряется по закону сохранения -- ни вещество, ни энергия, ни душа. Тело человека -- я называю его скафандром для души -- служит местом пребывания души при ее земной жизни. Тело -- плацента для растущей души. Сплав души и тела, называемый человеком, совершает при земной жизни поступки -- нравственные, безнравственные и прочие. И они влияют на формирование нашей души, ее качество, если хотите. В теле при земной жизни проходит путь созревания души -- ее совершенствование или деградация. Я сравниваю земную жизнь души в теле с куколкой в коконе. Но всегда настает момент, когда душа покидает тело, как бабочка кокон. Что потом происходит с этим атомом духовного мира, мне неизвестно. Может быть, души сортируются и некоторые недоразвитые выбраковываются, ибо из них нельзя построить ничего путного. Не нужны они Создателю. Может быть, они вселяются в животных, растения... Врать не буду, не знаю и как ученый не хочу голову морочить читателю своими домыслами Одно ясно -- со смертью физической нам придется навсегда расстаться со своим «скафандром», к которому мы так привыкли, который холили и лелеяли. Одни, как ваш покорный слуга, качали на этом «скафандре» мышцы и заставляли его работать в режиме подъемного крана, другие снабжали его силиконовыми грудями, пересаженными волосами и т.д. Делали что хотели. Одного только мы не вправе делать -- искусственно заставлять душу покидать свой «скафандр». Потому что душа еще не выросла, не созрела. Потерпите немного, не так уж и долго осталось по сравнению с грядущей вечностью... Нурбей ГУЛИА, профессор, доктор технических наук

ПСИХОТЕКА Самурай должен прежде всего постоянно помнить -- помнить днем и ночью, с того утра, когда он берет в руки палочки, чтобы вкусить новогоднюю трапезу, до последней ночи старого года, когда он платит свои долги, -- что он должен умереть. Вот его главное дело. Если он всегда помнит об этом, он сможет прожить жизнь в соответствии с верностью и сыновней почтительностью, избегнуть мириада зол и несчастий, уберечь себя от болезней и бед и насладиться долгой жизнью. Он будет исключительной личностью, наделенной прекрасными качествами. Ибо жизнь мимолетна подобно капле вечерней росы и утреннему инею и тем более такова жизнь воина... Но если он не помнит о смерти, он будет беззаботен и неосторожен, он будет говорить слова, которые оскорбляют других, тем самым давая повод для споров... Если он прогуливается в увеселительных местах среди толпы без должной осторожности, то может столкнуться с каким-нибудь большим глупцом и будет втянут в ссору еще прежде, чем поймет это. Тогда он может быть убит, имя его господина запятнано, а его родители и родственники осыпаны упреками. Все эти несчастья идут от того, что он не помнит все время о смерти. Тот же, кто делает это, будет, как и полагается самураю, говоря самому или отвечая другим, тщательно взвешивать каждое слово и не вдаваться в бесполезные споры. Самурай не позволит никому заманить себя в ловушку, где он внезапно может оказаться в безвыходном положении, и потому избегнет зол и бедствий. И верхи и низы, если они забывают о смерти, склонны к нездоровым излишествам в еде, вине и женщинах, поэтому они умирают преждевременно от болезней печени и селезенки, и, даже пока они живы, болезнь делает их существование бесполезным. Но те, у которых всегда перед глазами лик смерти, сильны и здоровы в молодости, а поскольку они берегут здоровье, умеренны в еде и вине и избегают женщин, будучи воздержанными и скромными во всем, болезни не иссушают их, а жизнь их долга и прекрасна. «Книга самурая» Смерть -- процесс, обратный рождению: рождение -- это воплощение сознания, смерть -- его развоплощение, но в обоих случаях сознание переходит из одного состояния в другое. Как новорожденный пробуждается в этом мире и на собственном опыте постигает его природу, так и умерший пробуждается в мире Бардо и знакомится с его особенностями. К.Г. ЮНГ. Из комментариев к «Тибетской книге мертвых» Человек умирает только раз в жизни и потому, не имея опыта, умирает неудачно. Человек не умеет умирать, и смерть его происходит ощупью, в потемках. Но смерть, как и всякая деятельность, требует навыка. Чтобы умереть вполне благополучно, надо знать, как умирать, надо приобрести навык умирания, надо выучиться смерти. А для этого необходимо умирать еще при жизни, под руководством людей опытных, уже умиравших. Этот-то опыт смерти и дается подвижничеством. В древности училищем смерти были мистерии. У древних переход в иной мир мыслился либо как разрыв, как провал, как ниспадение, либо как восхищение. В сущности, все мистерийные обряды имели целью уничтожить смерть как разрыв. Тот, кто сумел умереть при жизни, он не проваливается в преисподнюю, а переходит в иной мир. Посвященный не увидит смерти -- вот потаенное чаяние мистерий. Не то чтобы он оставался вечно здесь -- но он иначе воспримет кончину, чем непосвященный. Для непосвященного загробная жизнь -- это абсолютно новая страна, в которой он не умеет разобраться, в которую он рождается как младенец, не имеющий ни опыта, ни руководителей. Посвященному же эта страна уже знакома -- он уже бывал в ней, уже осматривал ее, хотя бы издали и под руководством людей опытных. Он уже знает все пути и перепутья потустороннего царства и переходит туда не беспомощным младенцем, а юношей или даже взрослым мужем. Он, как говорили древние, знает карту иного мира и знает наименование потусторонних вещей. И потому он не растеряется и не запутается там, где от неожиданности толчка и по неопытности, придя в себя после глубокого духовного обморока, непосвященный не найдется, как поступить, и не поймет, что делать. Этот-то переход в иное царство, при жизни ли, или в конце ее, совершается Гарпиями. Демоны, или, по-нашему, ангелы экстаза, уносят туда душу через восхищение ее, восхищают ее. Иногда восхищенная душа возвращается обратно, иногда нет. Но и в последнем случае, повторяю, это не было смертью, а было похищением души в иной мир. Вот почему это ухождение отсюда через экстаз, через восхищение древними противополагалось смерти: тот, кто при жизни умер для мира, т.е. получил дар восхищаться в миры иные, -- тот вкусил бессмертия и, следовательно, умереть не может О. Павел Флоренский Сергиев Посад, 1915 год Танатос -- это брат-близнец Гипноса, бога сна, мифологическое воплощение смерти, которое ходит по миру и собирает души умерших. Это бог-изгой с железным сердцем. Фрейд использовал термин «танатос» для обозначения энергии позывов к смерти, разрушению в противоположность либидо.

www.ropnet.ru