Лет в шесть, с целью эстетического развития меня повели на балет. Естественно, "Лебединое озеро". Билеты в наш провинциальный театр оперы и балета были взяты за неделю, хотя давки в кассу там сроду не наблюдалось. Но ожидание праздничного похода было событием само по себе - я постоянно заглядывала в вазочку, где лежали голубые картоночки билетов. Наверное, было бы неплохо, чтобы мама заранее посвятила меня в специфику балетного жанра и в незамысловатый сюжет победы добра над злом. Скорее всего, ей было просто не до того, а возможно, она считала, что истинное искусство не нуждается в предварительных комментариях, что сила музыки и танца вознесут мою недозревшую душу как бы автоматом. Перед посещением театра уже с утра меня начали мыть и одевать, как Наташу Ростову перед первым балом - больно вычистили зубы, натянули бордовое шерстяное платье с кружевным воротником, которое нельзя пачкать. В туго заплетенных косичках бордовые банты. В те годы бордовый цвет почему-то считался особо парадным. Символическая палитра была небогата. Хаки - цвет военный. Коричневый - школьный. Тёмно-синий - штатский официальный. И красный с грязно-жёлтым ("думайте все, что это золото") - специально для лозунгов и знамён.

Далее...



В театре изумительно пахло пылью и духами. Прохаживаясь с мамой перед началом по фойе, я косила во все зеркала, сравнивая себя с прочей публикой на предмет соответствия. Да, полностью соответствовала! Ещё бы туфли на высоких каблуках - сразу все бы в меня влюбились! Но девочкам каблуки нельзя. Мы сели в хороший пятый ряд. Кресла были бордовые под цвет моего платья - знак явной благосклонности судьбы. Медленно таял свет, вкрадчиво пробиралась в зал музыка, предстояло неведомое счастье. Пахнуло ветром от раздвинувшегося занавеса и сбоку на сцену воображалистыми мелкими шажками просеменили взрослые женщины в очень коротких белых юбочках, вся попа наружу. Как не стыдно? Мама шепнула, что эти платьица называются "пачки". Я засмеялась, ведь пачка - это в чем печенье продают. Люди в пачках не бывают. Жирная тетка сбоку зашипела на меня "Помолчи, девочка! Как ты себя ведешь!" Я про себя назвала ее жабой, но настроение потускнело.
На сцене происходило странное. В толпу высоко задирающих икрястые ноги женщин скачками молча врезался неприлично одетый дядька в сборчатой рубашке, но в коротких трусиках. На нём были белые домашние тапочки и розовые чулки, как у маленького ребенка. Однако, чулки не спускались гармошкой, наверное, под рубашкой был лифчик с тугими резинками. Он стал быстро бегать, вертеться и подпрыгивать. Женщины помалкивали, только дрожали коленками и вертели головами, как воробьи. Видать, боятся. А он все скачет, он-то все скачет - и так и эдак! Смеяться я опасалась - жабистая тетка сбоку не дремлет.
Я с самого начала заметила, что женщины эти все время стоят на носочках. На самых-пресамых кончиках пальцев. Я бы даже минутку так не смогла. Потихоньку попробовала, сидя в кресле, поставить обе ноги на носки. Ужас, как неудобно! Я ощутила их муку физически, примерно как если бы в заплетенных косичках был затянут волос. Очень противная боль, постоянно...м-м-м - невозможно от нее отвлечься. Уж лучше бы этот волос совсем выдернуть. Но никак же! Вот пытка!.. Станьте же, станьте, наконец, на ноги! - мысленно молила я, - так же нельзя! Но вместо этого одна, самая смелая, вдруг как разбежится, и р-р-раз! - запрыгнула на того дядьку в чулках. Он немного покачнулся, схватил ее и убежал со сцены. Может, бить будет. Оставшиеся дружно задрыгали ногами и закружились, как бешеные. Чему обрадовались-то? Им тоже влетит... Все время на носочках, и все молчком - как только терпят?!.. Первый акт напролет я прострадала, напряжённо ожидая, когда же бедняги станут на полную стопу и выскажут всё друг другу, да и мне заодно нормальными человеческими словами. После того и поплясать от души можно было бы, не мучаясь. Неплохо бы и спеть, раз уж все равно музыка играет.
Нет уж, кукольный театр в тыщу раз лучше, хоть там и страшно, когда разливается жуткий фиолетовый свет и, опираясь на длинные палки, ухая, выскакивает Кощей Бессмертный в многоугольном черном плаще. Но я же знаю, что это куклы и понарошку. Зато понятно. Всем известно, что Иванушка обязательно победит, хоть и очень страшно.
В антракте я запросилась домой.
- Писать, может быть, хочешь? Здесь есть туалет. Сейчас найдём, - зашептала мама.
- Писать не хочу. Ничего не хочу. Домой хочу.
Дома я немедленно стала перед зеркалом на носочки и криво сделала один шаг. Второй не получился.
- Хочешь стать балериной? - улыбнулась мама.
- Не-е-ет!!! Не смотри!
- Тяжелый ребенок! - вздохнула она.

Автор: Павловская Женя