В интервью «АиФ» сын бывшего лидера КПСС раскрывает подробности Карибского кризиса, тайны личной жизни Никиты Хрущева и судьбу знаменитого ботинка в ООН

«МНЕ тяжело в Америке с моей фамилией, — говорит сын Никиты Хрущева Сергей Хрущев, уже 13 лет живущий в США. — Она звучит как Khrushchyov — почти во всех случаях приходится диктовать по буквам, да еще и переспрашивают».

Мы встретились в его кабинете в университете Брауна города Провиденс, и тем для разговора у нас было предостаточно, ибо осень богата на события для семьи Хрущева. И Карибский кризис 1962 года, когда мы чуть не начали войну с Америкой, и смещение Никиты Сергеевича ровно сорок лет назад случились именно в это время года.

Также недавно исполнилось 5 лет с тех пор, как Хрущев получил паспорт гражданина США, шокировав тем самым многих и в России, и в Америке: ни там, ни здесь еще не забыли заявления его отца в адрес враждебного американского империализма: «Мы вас похороним!» далее...

Баня как предмет роскоши

— СЕРГЕЙ Никитич, как вам живется в качестве американского гражданина?


— Нормально живется — здесь тепло и спокойно, люди даже двери не закрывают, — я-то, конечно, обязательно запираю все замки по московской привычке. Вот баню себе построил, правда, она тут считается предметом роскоши, и за нее налог увеличили.


Соседи по субботам в очередь стоят, чтобы попариться. Веники сам режу — тут березы на болоте растут. Правда, некоторых они пугают: мой сосед-ирландец, когда я ему сказал, что с вениками будем париться, пришел в ужас и сказал, что у него из-за этого будет рак.


— На выборах-то за Буша голосовали или за Керри?


— Я был в командировке в Германии и проголосовать не смог. Я в политику особенно не лезу, потому что ни за тех и ни за этих. Но Буш мне попросту не нравится. Он совершенно примитивный, и другого слова я найти для него не могу, хоть меня после этого наши местные русские очень сильно будут ругать.


— Это верно, некоторые люди, лет 15 назад эмигрировавшие из СССР в США, автоматически считают свою новую родину новым Советским Союзом: говорят, что их страна лучше всех, одобряют политику партии и правительства, а людей с другим мнением называют «дураками» — все как при коммунистах.



— Все правильно — в основном так ведут себя старики: это люди, прожившие лет сорок при советской власти. Они заседали в выездной комиссии райкома и спрашивали нас — зачем вам ехать в Болгарию, были ли вы на Камчатке?



Идеология Республиканской партии США, если поменять плюсы на минусы, вообще очень близка к КПСС, поэтому они примерно так и рассуждают в стиле «спасибо партии родной». Сказывается привычка к сильной руке и к тому, что думать не надо: это в любой стране срабатывает, переехали б в Ирак — столь же яростно поддерживали бы Саддама и ругали Америку.



Свидания с Мэрилин Монро


— ПОРАЗИЛО ли вашего отца что-то в США, когда он в 1959 году первым среди советских правителей приехал в страну, считавшуюся нашим главным врагом?



— Я бы не сказал, что что-то впрямую поразило. Супермаркеты его очень заинтересовали, он пошел там все осматривать и потом ввел магазины самообслуживания в СССР. Еще отец допытывался у Эйзенхауэра, почему он не избирается на третий срок.


Тот объясняет — закон. Никита Сергеевич ему — ну что такое закон, возьмите да поменяйте его (смеется). Владелец голливудской студии «ХХ век Фокс» грек Спирос Скурас пригласил его на съемочную площадку — там снимали фильм «Канкан».


Показали отцу сцену этого танца, он удивился — вроде дружески его пригласили, а такие развратные вещи выставляют. Потом он вместе с актрисой Ширли Маклейн стал фотографироваться, а фотографы ей кричали: «Подними же повыше юбку!»


— С Мэрилин Монро у него получилось сфотографироваться?


— Нет, отец вообще не знал, кто она такая (как и Ширли Маклейн), — в СССР тогда новых западных фильмов не показывали. Впрочем, тема получила развитие.


Не так давно мой сосед прибежал ко мне, размахивая «желтой» газетой, где он увидел портрет Хрущева и статью, где написано, что в 1959 году у отца был роман с Мэрилин, он инкогнито каждые выходные прилетал к ней во Флориду.


Я говорю — ты можешь поверить, что в «холодную войну» Хрущев каждую неделю летает в США? А он мне спокойно заявляет — конечно, могу: так правда или нет? (Смеется.)



— Хрущев прославился крылатой фразой насчет Америки: «Мы вас похороним!», а вышло так, что вы уехали в США и приняли местное гражданство. Впрочем, извините за вопрос — я думаю, вы это и без меня постоянно слышите.



— Да чуть ли не каждый день. И я не вижу ничего плохого в своем отъезде в США: сейчас ведь нет противостояния двух сверхдержав. Отец рассматривал Америку не только как врага, но и как конкурента, у которого нужно учиться.


Никита Сергеевич не имел в виду, что мы США закидаем бомбами и похороним таким образом: он сказал, что лучшая система победит худшую. Я уверен, сейчас бы отец отнесся к моей работе и проживанию в Америке абсолютно нормально.


— Тем не менее в свое время бегство на Запад дочери Сталина — Светланы Аллилуевой — вашего отца в восторг не привело.



— Конечно, он этому не обрадовался, ему было попросту неприятно. Он говорил: «Зачем Аллилуеву заставляли возвращаться из Индии после похорон мужа, пусть она хоть 10 лет там живет!


Дали бы ей паспорт, не было бы скандала — характер у Аллилуевой тяжелый, женщина она сложная, который муж уже, себя никак не найдет, да и тень Сталина над ней висит».


Ее поступок он и верно не одобрял: но Светлана сбежала, а я никуда не убегал, я работать приехал. Американцы тоже меня спрашивают — как отнесся бы отец к вашему переезду в США?



Я им в ответ — а что сказал бы ваш первый президент Джордж Вашингтон по поводу Ирака? Они плечами пожимают. А он сказал бы — что вы делаете, наши враги в Лондоне, а не в Багдаде, вам Британию разбомбить надо! Невозможно перетащить историческую фигуру из одного времени в другое.


Кукуруза на пенсии



— В ОКТЯБРЕ этого года исполнилось сорок лет перевороту, в результате которого сместили Хрущева. Как вы отреагировали на первое известие об отстранении отца от власти?



— Я поехал домой и стал совершать смешные действия. Со времени защиты моей кандидатской диссертации дома лежали плакаты совсекретные — я их на всякий случай взял и сжег. Потом вспомнил: брата Орджоникидзе при Сталине арестовали за хранение пистолета, а у меня как раз и есть маленький игрушечный пистолетик, крепится у сабли на рукоятке: побежал и выкинул его в Москву-реку.


Опалу после отставки Хрущева я впервые почувствовал забавным образом: ехал на своей машине на работу в Реутов, и там был пост ГАИ — я мимо него проезжал каждое утро, и мое авто там прекрасно знали. Так вот гаишник меня остановил и гордо оштрафовал на рубль (смеется).


— Что Никита Сергеевич делал, став пенсионером?


— Поначалу ему было тяжело — случился нервный срыв. От него практически все бывшие соратники отвернулись — только лишь Янош Кадар из Венгрии устойчиво присылал подарки — яблоки «Джонатан» и вино — рислинг «Серый монах».


А так — Микоян один раз поздравил его с Новым годом, потом это обсуждали в президиуме ЦК, и на следующий год Микояна уже не было. Гагарин хотел приехать, ему сказали — лучше не надо. Пережив срыв, отец, как человек сильной воли, сразу нашел себе дело — стал заниматься огородом и даже новые технологии там внедрял.



— Тут сразу напрашивается вопрос — он кукурузу не пытался выращивать?


— А как же! Над кукурузой было огромное дерево, и там поселилась колония грачей: каждую весну разворачивались битвы — они кукурузу клевали. Охранники говорят — давайте мы их перестреляем. Отцу стало жалко птиц стрелять, и он боролся мирными методами — закрывал ростки колючими ветками, а грачи все равно пролезали.



— Но вроде бы я слышал, что, несмотря на увлечение огородом, проблемы с ЦК у Хрущева все равно не прекращались — его даже туда вызывали «на разговор».



— Да, с 1967 года, когда он начал диктовать мемуары, — его хотели заставить это дело прекратить. Отца вызывали в ЦК сначала Кириленко (второй человек после Брежнева) и потом Пельше. Хрущев отвечал: «Вы мне ничего запретить не можете. Даже если все отнимете, пойду слесарем работать, а не получится, так буду у людей просить на хлеб — и мне подадут, а вам нет».



«Сели девки под корову»


— НАИБОЛЬШИМ успехом в США пользуются ваши лекции о Карибском кризисе. Откровенно говоря, как сын руководителя государства в то время, вы можете сказать, насколько мы были близки к атомной войне с США?


— Мы были в 20 минутах от войны. Ведь современных кодов для ядерного оружия тогда не существовало, а коммуникации были слабые. Даже прямой телефонной линии не было, Хрущев с Кеннеди переговаривался по телеграфу, из Москвы текст шел в Лондон, а там послание стояло в очереди среди других сообщений.


Командиры советских подводных лодок с ядерными торпедами имели указание — если будет нападение на наши корабли, применить ЛЮБОЕ оружие. Три человека принимали решение о ядерном ударе — командир, замполит и первый помощник.


Так вот на одной такой подлодке двое были «за», а один «против». Были бы трое одного мнения — начали б ребята ядерную атаку. Хрущев никогда войну не любил и очень ее боялся — он же был на фронте.



Когда шли фильмы о войне, он выключал телевизор — мол, даже самое лучшее военное кино — ложь: война настолько грязная и страшная вещь, что про нее нельзя сказать ничего хорошего.


Кстати, внук военного президента США Эйзенхауэра мне рассказал, что его дед тоже никогда не смотрел кино про войну. Фильмы о войне любят люди, которые там не были.


— Но, по слухам, именно это и подтолкнуло заговорщиков вроде Брежнева к смещению Хрущева — что он поставил страну на грань ядерной войны с США: по крайней мере, покойный глава КГБ Семичастный так говорил.


— Семичастный и Шелепин — люди, во всех отношениях проигравшие, показавшие себя в, общем-то, дураками, выстроили свою линию защиты. Сразу после того, как Никиту Сергеевича сняли, отделу контрпропаганды КГБ была поручена его компрометация — это из той же сферы, что он якобы гопака перед Сталиным отплясывал, и из-за этого был его фаворитом.


— А он не плясал разве?


— Дело в том, что отец был изрядной комплекции — он не смог бы плясать гопак, даже если бы и захотел — как я не могу со своим животом. Но вообще на сталинских посиделках танцевали. Главные танцоры были Микоян и Молотов: первый под любую музыку танцевал лезгинку, второй — вальс.


«Русского» плясал Буденный, пока не состарился. Хрущев не отрицал, что как-то ногами двигал, так делал и Сталин — просто в ритм. Жданов на этих собраниях играл музыку и пел частушки матерные, Булганин тоже — как сейчас помню его частушку — «сели девки под корову, а попали под быка».



— Ну а выражаться-то крепко Хрущев любил?



— Тут вы опять удивитесь, но дома я от него даже слова «черт» не слышал, самым сильным ругательством для него было «ах ты турок!». Для меня было откровением потом, что Никита Сергеевич художнику Боре Жутовскому сказал: «Ты, Боря, педераст».


Отцу крепко выражаться было не нужно — такое у него было воспитание еще дореволюционных времен: ни он, ни его друзья не ругались, и он вообще был тогда председателем местного общества трезвости.


Так что матерный лексикон в полном расцвете я узнал, только когда работать пошел. Был у нас в КБ такой Лившиц, зам. генерального конструктора, он любой разговор начинал со слов: «Странные вы люди, мудаки вы эдакие», после чего переходил к делу.


— Если вы скажете, что он и ботинком по трибуне в ООН не стучал, я не переживу.


— Стучал, как не стучать. Кстати, ботинок этот был американский. Хрущев приехал в Нью-Йорк в сентябре в зимней обуви, а было жарко, и он переобулся в купленные в местном магазине коричневые сандалии.


Дома эти сандалии долго еще валялись — у отца был 39-й размер, после него никто донашивать не мог. И вот как-то раз мой сын выкопал на даче помойку — туда их и бросил.


— Возвращаясь к Кубе — какие отношения у Никиты Сергеевича были с Фиделем Кастро? Говорят, он относился к нему буквально как к сыну.


— Я бы так не сказал, но, конечно, для всех нас Кастро был героем. Кстати, в 1990-м я участвовал в конференции в Гаване, посвященной Карибскому кризису. По ее окончании устроили грандиозный прием, где младший брат Фиделя Рауль Кастро очень сильно выпил и говорит: «Пошли на мой командный пункт».


Пришли, там комната, плетеные кресла, он схватил красную трубку и говорит: «Это прямой провод в московский Генштаб, скажи им: «Хрущев на линии!» Я-то трезвый и представляю, что мне потом скажут в Москве, а там отвечают: «Алло! Это Чайка, Чайка слушает». Рядом был адъютант Рауля, тоже испугался — я ему трубку сунул, он кричит: «Полковник такой-то, проверка связи». Наши успокоились.

— Существует много слухов относительно того, как умер Сталин: ваш отец впоследствии на эту тему не говорил ничего?


— О смерти Сталина отец рассказывал мне десятки раз во всех подробностях. Никакого заговора там точно не было — об этом даже наедине с собой боялись подумать.


Когда к нему врачей привели, у тех руки тряслись — у них на уме одно было: не как лучше лечить, а как из этой комнаты выйти быстрее. И Берия Сталина не травил, потому что это сделать было невозможно.


Охрана очень любила Сталина, он был умный человек и охранников своих держал, как у Христа за пазухой. Да и любой офицер охраны понимал — возьмись он отравить Сталина, завтра же его убьют, а если доложит об этом, то станет маршалом.



БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА.



Сергей Никитич Хрущев родился в 1935 году. Выпускник Московского энергетического института, с 1958 по 1968 год работал в «ракетном» ОКБ-52 под руководством академика Челомея.


С 1968 по 1991 год — в НПО «Электронмаш», работу в котором сочетал с преподавательской деятельностью в МВТУ имени Баумана. Доктор технических наук, профессор, лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического Труда. Автор книг об отце — «Пенсионер союзного значения», «Хрущев» и других.

press.try.md