Вице-президент Европейской Комиссии Сийм Каллас признал, что за семь с половиной проведенных в Европе лет его больше всего беспокоило высокомерие людей, так как они не хотят верить в успех Эстонии.

"Все еще много тех, кто считает, что мы дикари здесь в кустах", - сказал Каллас в интервью Vikerraadio.

"Говоришь с важным человеком из какого-нибудь государства, и они не верят, что в Эстонии что-то делается гораздо лучше", - добавил он.

Он вспомнил случай, произошедший несколько лет назад, когда у него спросили, знает ли он, что такое интернет-банк. Каллас ответил, что в Эстонии интернет-банки на очень высоком уровень, и в этой сфере эстонцы опережают британцев. "Задавший вопрос тогда замолчал и, наверное, подумал, что я не понял вопроса", - рассказал Каллас.

Вспоминая времена, когда Hansapank перешел к шведскому Swedbank, Каллас повторил то, что высказывал и раньше - что на самом деле сделка должна была пройти наоборот.

"В тот момент, когда Hansapank перешел к Swedbank, банковский уровень Швеции был заметно, заметно хуже. На самом деле нужно было сделать тал, как Tallink, который перехватил компании в северных странах. Точно так эстонские банки могли перехватить банки в Северных странах. Конечно, вопрос также в деньгах, но все же", - сказал Каллас.

На международной конференции в Таллинне, приуроченной к отмечающемуся 20 августа Дню восстановления независимости Эстонской Республики, выступивший с речью министр иностранных дел Швеции Карл Бильдт отметил, что успехи развития Балтийских стран в течение последних 20 лет стали истинным чудом, но следующие 20 лет ставят новые серьезные задачи.

Бильдт назвал развитие Балтийских стран в течение последних 20 лет стали чудесным и невероятным. Если бы на момент восстановления независимости Балтийских стран кто-нибудь сказал, что 20 лет спустя Эстония станет самой интегрированный в Европу из всех Северо-Европейских стран, что ее будут ставить в пример за экономический успех, такого человека, по словам Бильдта, сочли бы просто психически нездоровым, сообщает BNS.

Теперь, отметил Бильдт, есть причины смотреть в будущее и думать о том, что принесут последующие 20 лет. "Мир меняется чрезвычайно быстро. Европа в кризисном положении",- констатировал Бильдт, по словам которого, бросается в глаза, что проблемы и долги наблюдаются в основном в странах юга, а экономические успехи и чувство ответственности - на севере. Бильдт заявил, что уверен в том, что следует помогать проблемным странам, однако есть основания и задаться вопросом, что будет дальше.

"Мы должны стать в Европе центром инноваций, образования и качества, иначе мы утратим свои преимущества",- сказал Бильдт, призвав еще больше прежнего сосредоточиться на сотрудничестве.

"Мир меняется фундаментально. Мы должны быть к этому готовы",- сказал Бильдт.

По приглашению министра иностранных дел Урмаса Паэта в субботу в Эстонии в ознаменование Дня восстановления независимости Эстонской Республики проводится международная конференция "20.08.1991 - Twenty Years On", в которой принимают участие министры иностранных Исландии Эссур Скарпхьединссон, Швеции Карл Бильдт, Дании Лене Эсперсен, Финляндии Эркки Туомиоя, Литвы Аудронюс Ахубалис и Латвии Гиртс Кристовскис.

То, что я мог чувствовать 20 лет назад, можно объяснить сначала июлем 91-го года, - начал свои воспоминания социолог Дмитрий Михайлов. - В Таллинне проходил международный фестиваль "Восток-Запад": песенные мосты, известные театральные коллективы, выставки, конференция с приглашением Бжезинского и его программной речью о будущем Прибалтики, новом устройстве мира, Собчак. Я подсуетился через своих коллег, чтобы для Бзежинского был достойный визави - академик Станислав Шаталин. Это было грандиозное прощание с Советским Союзом, я бы так выразился.

Наше Общество русской культуры, которое создали уже в 1988 году и программным положением которого было восстановление Русской культурной автономии в Эстонии, принимало в этом фестивале активнейшее участие. На нас был Российский дом в ликвидированном теперь, а тогда новеньком, с иголочки, Доме политпросвещения ("Сакала").

Собчак был в то время самым популярным политиком, который шел вместо Горбачева на пост нового президента СССР, и все ждали заключения нового федерального соглашения. Никто же не хотел независимости, все говорили о новом союзном договоре, даже такой радикал как академик Липпмаа считал, что это будет большое достижение, когда Эстония получит громадную автономию в рамках нового союзного государства. Никто не понимал, что через месяц-полтора все это развалится.

Впрочем, признаки ГКЧП уже были известны. Мы провели с Собчаком часовую беседу об этих признаках в Эстонии, в Нарве особенно. Но в широких кругах об этом никто серьезно не знал.

Марью Лауристин и прочие боролись за единый национальный фронт - национальный именно в плохом смысле слова. Народный фронт тогда блокировался с Конгрессом Эстонии, и это для нас, русских, было предательством. В этом национальном фронте нам места не было. В июле 1991 года политически от русских в Эстонии отвернулись. Лауристин это даже переживала по-своему, как-то встретилась мне с букетом цветов после очередной сходки Народного фронта и Конгресса Эстонии и сказала: "Ты не переживай, мы потом будем вместе". Ну, это было утешение типа, мол, извини, у нас тут своя национальная кухня.

Так что настроение было - с одной стороны, какие-то надежды на возрождение демократии в Советском Союзе, с другой, внутренняя, уже начавшаяся борьба за власть, правда, еще без четкой перспективы.
19 августа 1991 года я должен был выехать в Москву на первый конгресс соотечественников. Мне утром рано позвонили и сказали: "Включи телевизор и посмотри, что происходит". Я посмотрел и решил - нет, задержусь. И 20 августа был на Тоомпеа.

Смотрел в кулуарах, как проходит это учреждение независимости в Верховном Совете. Довольно активно, праздным образом, обсуждал эти вопросы с находившейся там массой не членов парламента. Нам еще казалось, что вот путч будет обречен (для меня это было очевидно), и тогда не будет смысла спешить с объявлением независимости, надо
очухаться и принять решение спокойно.

Но Лауристин и другие, повязанные договором с Конгрессом Эстонии, считали, что любой ценой должны объявить в тот день, путч - это единственная возможность выйти из игры. Я видел, как Лейви Шер, пресс-секретарь Рюйтеля, единственный, кто имел прямую связь с командой Ельцина, поэтому единственная надежная информация шла непрерывно только через него, когда Лауристин уже шла к трибуне объявлять независимость, успел крикнуть ей вслед: "Все, конец, путч провалился".

Я потом провожал Лауристин домой, у нее была авоська, я спросил, что там? "Старая одежда. Если бы у нас тут началась заваруха, мы знали бы, куда бежать, в какие леса, где прятаться. И ксерокс уже закопан на хуторе".

У меня к Лауристин было очень конкретное дело. На следующий день, 21 августа, я все же летел в Москву на конгресс и поэтому спросил у нее, что мне говорить верхушке России (с моим старым знакомым Геннадием Бурбулисом - правой рукой триумфатора Ельцина)? Ее реакция разочаровала: "Ничего". Я понял  - все, эстонцы добились своего, ни Россия, ни русские в Эстонии их больше не интересуют.

В это воскресенье я поеду в Тарту на очередной семинар по культурной автономии и русской школе. Хочу в своем докладе сказать, что наступило время, когда культурная автономия стала, с моей точки зрения, единственным выходом из положения, тупика, в который за двадцать лет независимости нас загнали.

Для нас ничего не изменилось - поезд вернулся на круги своя. Перспектива одна: спасение утопающих - дело рук самих утопающих. Надо создавать свои автономные школы, добиваясь от государства законных ресурсов под это дело. И это - главная наша цель.

"Мне 62 года. Многие люди моего возраста испытывают ностальгию по социальной защищенности, бесплатному образованию и пр. советской поры, - поделилась с Delfi депутат член фракции Союза Отечества и Res Publica Таллиннского горсобрания известный специалист в области борьбы с ВИЧ и наркоманией Нелли Каликова. - Нельзя сказать, что не проходит и дня, но точно много раз в месяц я думаю: какое счастье, что мы от этого большого куска отломились! Считай, повезло. И как бы не было трудно, но ни на один час я не хочу обратно в Советский Союз".

Каликова продолжила: "Когда был путч, мы смотрели телевизор с ужасом, конечно. Потому, что, если честно, те, кто тогда занимались политикой, рисковали, ведь никто не знал, в какую сторону повернется.

Я тогда работала в инфекционной больнице, была начмедом, то есть заместителем главного врача по лечебной части. В работе к событиям 20 августа никак и ничто не относилось. Шел 91-й год, вся работа по СПИД была в государственном центре, из которого меня выкинули как раз в это время. Это было межвременье. В 92-ом, когда меня сократили из инфекционной больницы и из кабинета СПИД, я проплакала все лето. И не из-за потерянного места начмеда, а именно из-за отстранения от работы по теме ВИЧ - можно сказать, дела жизни.

Но сколько будешь плакать? В 93-ем мы организовали первое в бывшем Советском Союзе общество людей, живущих с ВИЧ, причем абсолютно в контрах со смотревшей на нас косо официальной медициной ЭР".

Не подумала ли она в 1991 году, что настают новые времена и в деле ее жизни что-то сдвинется в лучшую сторону? "Нет, ничего не изменилось. Первые годы было совершенно четкое ощущение: 90% чиновников, ведущих деятелей перекрасилось в сине-черно-белый, а внутри был такой "совок", от которого плакали и до того, и после того".

Наблюдается ли этот "совок" 20 лет спустя? "Они не исправились, просто произошел естественный отбор, они состарились и ушли. Тех, которые нас гнобили в то время, практически не осталось, а из более молодых перекрашенных… Многие, которые меня когда-то, извините, мордой об радиатор, сейчас улыбаются мне и очень вежливо себя ведут, все работают в одной сфере. Но я всегда говорю, что я не злопамятная, но все помню. Знаете, есть такое выражение: я не злопамятный, но я немножко злой и у меня хорошая память. Но я им всем простила".

Каликова убеждена, что, если бы победил ГКЧП, тематика борьбы с ВИЧ-СПИД ни в коем случае не получила бы нормального развития: "Есть очень хороший пример - Россия, которая вроде бы стала демократической, но на самом деле на 90% осталась "совковой". Там эта тема - ужас, люди погибают, доступности лечения нет, для наркоманов лечения нет, метадон запрещен. Я совершенно в курсе дел, так как несколько лет получаю рассылку всех организаций, которые работают там в сфере СПИД и наркомании. Они с тоской смотрят на нас и наши достижения, хотя мы тут все время скрепим и бурчим, что у нас все плохо. Но на самом деле, если сравнивать с Россией, это небо и земля. Это потому, что мы - на Западе".

Тем не менее, Нелли Каликова не пожелала, чтобы все представлялось в розовых тонах: "Через 20 лет я говорю о колоссальной местной бюрократии, которая мешает. Нас мучают бесконечными проверками, хотя ни одна из них не спрашивает, как мы (неправительственные организации, которые занимаются проблемами ВИЧ и наркомании) справляемся с лечением 200 наркоманов? Приходят и водят пальчиком: тут запятая не поставлена, там еще. Нас могут погубить сейчас наши собственные бюрократы - выслуживаясь перед Европой или просто по дурости. То есть, конечно, счастья как не было, так и нет, но обратно в СССР все равно не хочется".

"20 августа 1991 года был прекрасным днем. В то время как многие мои коллеги тех времен в своих воспоминаниях описывали этот день как какую-то драку, полную злобы у ненависти, то я такого не помню. Споры и много работы помню, махания кулаками - нет", - вспоминает министр обороны Март Лаар.

"Для меня 20 августа 1991 года было заполнено двумя вопросами: с одной стороны, переговоры о конкретной формулировке решения о восстановлении независимости, а с другой - приготовления к уходу в подполье, которое тогда казалось неизбежным", - пишет Март Лаар на портале Delfi и отмечает, что самым главным считали поддержание связи с зарубежьем.

"О подготовке решения о восстановлении независимости писали много, я бы добавил лишь то, что у Верховного Совета здесь было два варианта. То, что соответствующее решение будет принято, было и так ясно, вопрос был лишь в том, сможет ли Верховный Совет этим решением сделать основные шаги для дальнейшего развития Эстонии", - пишет председатель IRL.

"Когда молот Нугиса провозгласил восстановление Эстонии, открылась дверь зала и в нее вошел воспользовавшийся случаем в тогдашнем замешательстве финский гость с шампанским и бокалами. В честь Эстонии звенели бокалы. Выходя из дворца Тоомпеа, я подумал, что победа теперь за Эстонией. В то же время я был убежден, что впереди много испытаний и, наверное, крови, но в конце концов мы победим", - рассказывает Лаар.

"К счастью, все прошло еще лучше. Путч сломился быстрее, чем думали, и в течение нескольких месяцев СССР сам себя разогнал. Хаос на его бывшей территории, к сожалению, лишь увеличивался. Эстония же в то же время реализовала свои возможности на сто процентов", - подчеркивает он.

"И наконец, о самом главном вопросе, который снова и снова возникает в такие даты: кого эстонский народ должен благодарить за независимость, кому ставить за это монумент всадника. Я на этот вопрос уже неоднократно отвечал. Хотя у каждого у нас есть тайное желание выделить именно самого себя, я сразу скажу, что я себя точно никаким героем не считаю. Мне довольно стыдно находится среди людей, которые говорят о каком-то своем особом геройстве и объявляют о своей обиде, если это геройство недостаточно признано со стороны Эстонского государства", - продолжает Лаар и подчеркивает, что признания заслуживают те, кто с голыми руками противостоял смертельной опасности, будь то защитники телебашни или дома радио.

"Наша свобода не пришла без пролития крови - за нее жизни отдали воевавшие на разных фронтах в мировой войне, погибшие в безнадежной борьбе в эстонских лесах-болотах, похороненные в Сибири в могилах без креста. Сегодня мы может с уверенностью сказать: ваша жертва не была напрасна. Вы победили - Эстония вновь свободна", - завершает Лаар.